Последняя страница машинописного черновика "Стэнтона":



Сначала не поняла, почему зачеркнул lirios-ирисы и исправил на розы. А потому что выше вписал строчку "en lirios que no duermen, en aguas que no copian". И чтобы ирисы не повторялись, он их розами и заменил.

А.М. их сделал фиалками (в размер вставали):

Укройся в лесу, малыш,
со своей иудейской арфой,
укройся в лесу, чтоб учиться синим словам,
которые спят в облаках, желудях, черепашках,
в ленивых щенятах, в металле и ветре,
которые дремлют в бессонных фиалках
и замерших каплях
и учат, мой мальчик, тому, что забыто твоим
народом.

Когда забурлит война,
на пороге кухни
я оставлю твоей собаке кусочек сыра.
Тогда твои десять лет
станут той листвой, что слетает на лица мертвых,
станут розами хрупкой серы
на груди моего рассвета.
А я, мой маленький Стэнтон,
один, позабытый всеми,
касаясь губами твоих увядших улыбок,
войду в изваянья зеленых химер Малярии.


А если смотреть внимательнее, то можно увидеть, что lirios были еще и выше. В строке "que duermen en los troncos, en nubes, en tortugas" изначально ни облаков, ни черепах не было. А были ирисы — только не разгляжу, какие. Не могу как следует рассмотреть зачеркнутое прилагательное.

Правка разная: nubes и tortugas — карандашом, а вписанная строчка и розы — чернилами. Интересно, в каком порядке правил? Сначала — облака и черепах? Или, наоборот, сначала вписал строчку и исправил ниже ирисы на розы, а карандашом — уж потом?

И подумать только — облаков и черепах, которые мне так нравятся, в изначальном варианте не было. Но потом они всё-таки стали.)

...Stanton, vete al bosque con tus arpas judías,
vete para aprender celestiales palabras
que duermen en los troncos, en nubes, en tortugas,
en los perros dormidos, en el plomo, en el viento,
en lirios que no duermen, en aguas que no copian,
para que aprendas, hijo, lo que tu pueblo olvida.

Cuando empiece el tumulto de la guerra
dejaré un pedazo de queso para tu perro en la oficina.
Tus diez años serán las hojas
que vuelan en los trajes de los muertos,
diez rosas de azufre débil
en el hombro de mi madrugada.
Y yo, Stanton, yo solo, en olvido,
con tus caras marchitas sobre mi boca,
iré penetrando a voces las verdes estatuas de la Malaria.

@темы: Poeta en Nueva York, стихи, рукописи

---

Я люблю бедность больше всего на свете. Не нищету, измызганную и алчную, а бедность, простую, как черный хлеб. (Перевод Н. Малиновской.)

Так захотелось это именно сейчас, а сверять некогда, так что просто на память, и надеюсь, что ничего не напутала.

@темы: пара строк

---

На испанском.

EL SILENCIO REDONDO DE LA NOCHE

El silencio redondo de la noche
Sobre el pentagrama
Del infinito.
Yo me salgo desnudo a la calle,
Maduro de versos
Perdidos.
Lo negro, acribillado
Por el canto del grillo,
Tiene ese fuego fatuo,
Muerto,
Del sonido.
Esa luz musical
Que percibe
El espíritu.
Los esqueletos de mil mariposas
Duermen en mi recinto.
Hay una juventud de brisas locas
Sobre el río.

@темы: стихи

---

Экранизация "Йермы".

Пересматриваю иногда. Вот и сегодня посмотреть захотелось.

Они там скромно написали "Основано на одноименном произведении...", но на самом деле текст очень бережно воспроизведен.
Айтана Санчес Хихон замечательная. Да, собственно, все хороши.) И всё хорошо. Ну, за исключением некоторых исключений.) Но нельзя же требовать идеала.

@темы: кино, пьесы

---

Никогда этот снимок не видела.

В горах Катскилл, в гостях у Анхеля дель Рио, лето 1929-го.

Хотя вот этот знаю давно:

Со своим крестником Хуаном Федерико, сыном Анхеля дель Рио.

Фотографии явно в один день были сделаны.

@темы: фото, Poeta en Nueva York

---

...легкий мостик, соединяющий пять человеческих чувств с образом из живой плоти, живого тумана, живого моря — с образом Любви, неподвластной Времени.

---

Прочитала работу под названием "Анализ тематических связей между "Путешествием на луну" и "Публикой" (Análisis de las relaciones temáticas entre las obras de Federico García Lorca: Viaje a la luna y El público. Pilar Nicolás Martínez, Universidade do Porto). Хотела ее перетащить сюда, но не получилось. Да и ладно, там всё равно слишком уж много букв.

Есть интересные места. Автор находит в лоркианском сценарии "технические и даже визуальные отзвуки фильма Эйзенштейна "Броненосец "Потемкин", например, во фразе «Una mujer enlutada se cae por la escalera» ("Женщина в трауре падает с лестницы", точнее, "по лестнице"). Больше того, автор видит такую же ассоциацию и вот в этой строчке из "Города в бессоннице": «Nos caemos por las escaleras para comer la tierra húmeda» ("Мы падаем с лестниц, вгрызаясь во влажную землю...").
Если по поводу этого места из сценария у меня тоже мелькала такая мысль, то относительно стихов... Нет, конечно, ассоциации могут идти любыми путями... Можно тогда вспомнить еще и "Но катится с лестниц низринутая луна..."

Кое-что относительно этой темы вызвало у меня недоумение. Автор, хоть и пишет про эйзенштейновские отголоски, считает, что Лорка на момент написания своего сценария вряд ли мог видеть "Броненосец "Потемкин", потому что в Испании он был впервые показан только в ноябре 1930-го. Ну так он мог его видеть раньше, как раз в Америке. В письме, которое Лорка написал Дали летом 1930-го, уже по возвращении домой, он, рассказывая о Нью-Йорке, упоминает un cine admirable de la calle 8 donde dan todas las producciones rusas y alemanas — "замечательный кинотеатр на 8 улице, где показывают все русские и немецкие фильмы". Сложно себе представить, что в кинотеатре, специализирующемся, как следует из слов Лорки, на русских фильмах, не демонстрировали самый культовый из них.

А так, в общем, она пишет достаточно очевидные вещи. Но прочесть всё равно было интересно.

@темы: научные работы

---

Amigo mío lejano...

Я не знаю точной даты его рождения, знаю только год — 1913-й. То есть в нынешнем году исполняется сто лет со дня рождения Эдуардо Родригеса Вальдивьесо (Eduardo Rodríguez Valdivieso), которого называют адресатом единственных сохранившихся любовных писем Лорки.

Первое письмо было написано Лоркой осенью 1932-го. В этом году, в феврале, они с Родригесом Вальдивьесо и познакомились — в Гранаде, во время карнавала, на костюмированном балу в отеле "Альгамбра". Эдуардо было 18, он был в костюме Пьеро (Лорка вспомнит этот его костюм в одном из писем: "...aquella delicada figura de Pierrot que me sorprendió una noche con su melancolía de niño perdido en los jardines del Sur — "...тот хрупкий образ Пьеро, который поразил меня однажды ночью своей печалью — печалью ребенка, затерянного в садах Юга"). А потом Л. уехал в Мадрид и вернулся (ненадолго) в Гранаду только в августе. Они с Эдуардо встретились снова, и осенью Лорка написал ему из Мадрида первое письмо. А последнее датировано апрелем 33-го. Всего их шесть, этих писем.

Тогда, в 30-х, Эдуардо был простым банковским клерком, служил в Испанском кредитном банке в Гранаде — и тяготился и этой работой, и жизнью в провинции. Лорка прекрасно понимал это и в письмах старался поддержать его. Л. постоянно дает понять юноше, как тот важен для него: "Знаешь ли ты, что единственный человек в Гранаде, которому я пишу, — это ты?" "Не грусти, — просит он. — В любом случае помни, что у тебя есть я".
Лорка хочет, чтобы Эдуардо рассказывал ему о своей жизни, о том, что он думает, что чувствует, и присылал то, что он пишет, "хотя самое лучшее для тебя — много-много читать, ведь ты сейчас в том возрасте, когда нужно усваивать многое, чтобы обогатить душу". И сам рассказывает о себе, о том, что происходит в его жизни. О том, что ему предложили — ни много ни мало — художественное руководство всем национальным театром — "Но думаю, что не приму это предложение" (и не принял); о репетициях "Кровавой свадьбы" и о ее премьере, о гастролях "Барраки" и о поездках с лекциями в Галисию и Барселону...

"Я так хотел бы быть рядом с тобой" — лейтмотив всех писем. Хотел бы, чтобы Эдуардо приехал в Мадрид, хотел бы сам приехать к нему в Гранаду: "Как бы мне хотелось наслаждаться с тобой воздухом гранадской весны, языческим духом храмов, зелеными порывами ветра..." В другом письме он вспоминает гранадскую осень, Гранаду своей юности: "В Мадриде — прелестная осень. Я вспоминаю с далекой грустью те огромные желтые кроны старых деревьев Кампильо, и ту одинокую Пласа де лос Лобос, полную листьев акации, и тот божественный первый холодный ветер, который заставляет дрожать воду в фонтане на Пласа Нуэва. Всё это — Гранада моей мечты и моего одиночества, когда я был подростком и никто меня еще не любил"...

Л. хотел помочь юноше увидеть мир, открыть перед ним новые горизонты: "Я так хочу сейчас видеть тебя, говорить с тобой, путешествовать с тобой, увести тебя в незнакомые тебе миры..." Но Эдуардо был еще очень молод, зависел от родителей, а они, насколько можно судить, предпочитали для сына стабильную работу в банковской сфере в родной Гранаде и не хотели отпускать его в Мадрид. То есть в Мадриде-то он бывал, но только наездами. В один из таких наездов, в 33-м, Лорка познакомил его с Альберти, Марией Тересой Леон, с Архентинитой... А когда "Баррака" приехала в Гранаду, привлек Вальдивьесо к участию в спектакле: дал ему одну из главных ролей в постановке "Девушки с кувшином" Лопе де Веги. В музее Фуэнте-Вакероса хранится интересный документ: краткие заметки Лорки-режиссера о молодых актерах "Ла Барраки":



Третий сверху — Эдуардо Родригес Вальдивьесо: "Voz dulce. Sentido de la prosa. Sentido del verso..." — "Нежный голос. Чувство прозы. Чувство стиха..."

Возвращаясь к письмам — самое длинное, и самое нежное, и самое откровенное из них — предпоследнее, от 8 апреля 1933-го. Его действительно можно назвать любовным. Вот его концовка: Adiós. En esta carta llena de ternura va la verdad de mis sentimientos; si tú los rechazas, ellos como patitos asustados vendrán a buscar las amargas aguas de mi realidad. — Прощай. В этом письме, полном нежности, — правда моих чувств; если ты их отвергнешь, они, как испуганные утята, пойдут искать горькие воды моей реальности.

На эти чувства Эдуардо, кажется, не ответил. Хотя ту первую ночь, ночь их встречи в Гранаде, некоторые из тех, кого я читала, называют ночью любви. Только эта ночь и была? Или и ее не было? В общем, сложно утверждать что-нибудь о вещах, которые касаются только двоих — и только двоим доподлинно известны.
Как бы там ни было, дружеские отношения между ним и Лоркой сохранялись буквально до последних дней жизни Л. Это именно ему, Вальдивьесо, Лорка рассказал тот свой сон. 18 июля 1936-го (в этот день началась война, но тогда они об этом еще не знали) Эдуардо пришел поздравить его с именинами, и Лорка рассказал о приснившемся ему кошмаре: женщины в черном, окружив его, угрожали ему огромными, черными же, распятиями...

После войны жизнь текла своим чередом, Родригес Вальдивьесо добился успеха в профессиональной сфере: стал директором одного из банков в Барселоне. Женился, родилась дочь...

В 1988-м было записано видео с его воспоминаниями о Лорке (в частности, он рассказывал о том, насколько бескорыстным и великодушным человеком тот был).

А в 1995-м, за два года до смерти, он передал дому-музею в Фуэнте-Вакеросе те самые шесть писем Лорки, которые хранил, никому не показывая, шестьдесят с лишним лет.

Несколькими годами позже, в 2002-м, в Фуэнте-Вакеросе именем Родригеса Вальдивьесо назвали одну из улиц. В сентябре в музее прошел вечер, посвященный его памяти, на котором присутствовали его вдова и дочь.

А в нынешнем году, к дню рождения Лорки, эти письма издали отдельным сборником. Это факсимильное издание подготовил и написал к нему предисловие Хуан де Локса, который на протяжении многих лет был директором музея в Фуэнте-Вакеросе и Родригеса Вальдивьесо знал лично. Опубликованы-то письма были уже давно, но вот так, отдельной книжкой, вышли впервые.

Заметка (на испанском) о презентации книги.

...В одном из писем Лорка попросил Вальдивьесо прислать ему свою фотографию. Эдуардо выполнил просьбу — и даже перевыполнил.)) На посланном им Лорке снимке он в пяти проекциях, как бы отраженный в пяти зеркалах.



Все пять Эдуардо тут не уместились, один получился отдельно, жаль только, что несколько отрезанный:



А рядом — рукопись того самого письма.

Эти письма были написаны для одного человека, и больше ни для кого. Но если этот один человек) всё-таки, через долгие годы, сам решил их обнародовать... Конечно, совсем было бы хорошо, если бы разрешение на их публикацию дал сам автор. Ну, в общем, это вечные мои метания и сомнения по поводу публикации его писем. (Совершенно все они совершенно прекрасны, но ведь он же не разрешал их публиковать... Но прекрасны же... Но не разрешал же... Но, может быть, если бы дожил — всё-таки разрешил бы... И так до бесконечности.)

Но разве ж можно было в этом юбилейном для Вальдивьесо году, году его столетия, не помянуть его, не рассказать о нем?

Автор большой статьи о нем в El Mundo, Мануэль Франсиско Рейна, в конце своего материала говорит об этой любви: Quizá no la única ni la última, pero sí verdadera y viva, hasta el final, en el corazón del poeta. También en todos aquellos que amamos su obra y su figura. — "Наверное, не единственная и не последняя, но подлинная и живая, до конца, в сердце поэта. И во всех нас, в тех, кто любит его творчество и его самого".

...Amigo mío lejano, deja que coja tus manos y nota en mi silencio la expreción más honda de mi sentir. — Друг мой далекий, позволь мне взять твои руки в свои и ощути в моем молчании самое глубокое выражение моих чувств...

@темы: даты

---

Мне стоит тягостного труда поддерживать нормальный разговор со здешним санаторским людом, потому что мои глаза и мои слова в другом месте. Они в необъятной библиотеке, которую никто не прочел, в свежейшем воздухе, в стране, где вещи танцуют на одной ноге.

(Из письма к Себастьяну Гашу, август 1927, перевод В. Бибихина и В. Чернышовой.)

Me cuesta un trabajo ímprobo sostener una conversación normal con estas gentes del balneario porque mis ojos y mis palabras están en otro sitio. Están en la inmensa biblioteca que no ha leído nadie, en un aire fresquísimo, país donde las cosas bailan sobre un solo pie.

@темы: пара строк

---

ГОРИЗОНТ

Тусклое солнце
село в зеленый туман.
Смутно и сонно.
Спят и баркас, и лиман.

Грусть однозвучным бренчаньем
будит отара овец.

Где оно,
прежнее сердце мое,
серебряный бубенец?

(Перевод А. Гелескула)

На юге часто вспоминала. Потому что там был лиман. И овцы тоже были.)

@темы: стихи

---

Нагулявшись, наплясавшись на земном пиру,
Покачались бы мы, братец, на ночном ветру...
И пылила бы дороженька — бела, бела, —
Кабы нас с тобой — да судьба свела!

@темы: in memoriam

---

19 августа 1936

Антонио Родригес Эспиноса познакомился с Федерико Гарсиа Лоркой, собственно, не намного позже, чем с Федерико Гарсиа Лоркой познакомились его собственные родители.))



Вот это создание в шляпе, строго по центру, это Ф. Гарсиа Лорка в возрасте двух лет. Его привели... принесли... ну в общем, доставили в гости в школу к дону Антонио. Который был знаком и с отцом, и с матерью Лорки, что и понятно: она до замужества тоже ведь была школьной учительницей. Они дружили семьями всю жизнь, и дон Антонио был последним (кроме провожавшего Лорку на вокзал Надаля), с кем Л. виделся перед последним своим отъездом из Мадрида в Гранаду: вечером 13 июля, за пару часов до поезда, зашел попрощаться и "на время облегчить его кошелек на двести песет" — денежек немножко занять.))

11 сентября 1936 года газета El liberal опубликовала... ну, наверное, это можно назвать открытым письмом, — опубликовала открытое письмо Антонио Родригеса Эспиносы под заголовком "Какой позор! (О чудовищном убийстве Федерико Гарсиа Лорки)".



В редакционном врезе этот текст называют "криком души". Читать его тяжело.

Федерико! Федерико! За что тебя убили? Ты, самый лучший, самый благородный человек на свете... ты самый умный из всех учеников, которые были у меня за сорок два года...

Кровожадные звери, знаете, что вы сделали, расстреляв Федерико? Вы морально проиграли войну... Сто поколений будут проклинать ваше имя.
Кроме творческого гения, Федерико Гарсиа Лорка обладал таким обаянием, такой оригинальной и чарующей привлекательностью, такой поразительной добротой, что его обожали все мы, кому выпала честь с ним общаться.

Расстрелять Федерико. Какое зверство! Да ведь Федерико не был политиком; он не принадлежал ни к какой партии! Конечно, он симпатизировал делу обездоленных, простого народа; но его побуждал к этому высокий дух справедливости, естественный порыв его благородного сердца.

Гранадцы, гранадцы, что сделали вы с Федерико?

<.......>

Я уже старик; немного мне осталось. Но до последнего своего дыхания я буду хранить твое имя, Федерико, в глубине сердца. — Ya soy viejo; pocos años me restan de vida; pero mientras me quede un poco de aliento, llevaré tu nombre, querido Federico, grabado en lo más hondo de mi corazón.

...pero mientras me quede un poco de aliento, llevaré tu nombre...

@темы: la muerte

---

Нашла не публиковавшуюся ранее фотографию Лорки и Каммингса.

Фото сильно засвеченное, к сожалению.

Собственно, фотографий две. Вот здесь они обе.
Они всю дорогу хранились в фонде ФГЛ в Мадриде, но считалось, что это Лорка с Анхелем дель Рио. Хотя, конечно, стоит сравнить с современными снимками террасы дома Каммингсов в Вермонте — и всё становится понятным.

Нету слов, как жалко, что не вышли снимки. Неведомому фотографу хоть чуть-чуть угол съемки поменять бы, чтоб не против солнца, — и прекрасно бы всё получилось. И момент-то какой интересный: Лорка и Каммингс за работой (Каммингс переводил "Песни", а Л. ему помогал). На первом фото, снятом издалека, Каммингс склонился над пишущей машинкой, и у Лорки взгляд явно направлен вниз: он смотрит на то, что печатает Фелипе. Мне кажется, они фотографа еще не замечают, поглощены работой. А потом фотограф подошел ближе, Каммингс оторвался от машинки и повернулся; смотрит в камеру и Лорка (и, кажется, улыбается).
Тогда тоже был август — август 1929-го. А "Песни" в переводе Каммингса были изданы Дэниэлем Эйзенбергом в 1976-м: Federico García Lorca, Songs, translated by Philip Cummings with the assistance of Federico García Lorca, edited and introduced by Daniel Eisenberg (Pittsburgh: Duquesne University Press, 1976). Я этих переводов не видела, не знаю, переводил ли Каммингс весь сборник или отдельные стихи. Ну, вполне вероятно, что среди прочих стихов в том августе они с Лоркой "Август" и перевели — он как раз из этой книги, из "Песен".

* * *
Август.
Персики и цукаты,
и в медовой росе покос.
Входит солнце в янтарь заката,
словно косточка в абрикос.

И смеется тайком початок
смехом желтым, как летний зной.

Снова август.
И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.
(Перевод А. Гелескула)


...Всё-таки не понимаю, почему Фонд эти снимки не публиковал. Засвечены они, конечно, безбожно, лиц не видно, ну и что, ну и что.)

А это просто чтобы не оставались без лиц.))

Федерико Гарсиа Лорка и Филип Каммингс на берегу оз. Эден.

@темы: фото, ссылки, друзья

---

Заинтересовавшись театром Эрика Санжу, пошла про него почитала. И сразу выяснилось, что не так давно он поставил "Публику". Что, собственно, было как-то ожидаемо после такой трактовки "Дона Перлимплина".

Интересно, что в спектакле использована музыка Прокофьева. И это, опять же, наводит на мысль о хорошем знании биографии Лорки: с Прокофьевым Лорка был знаком, они встречались — причем как раз на Кубе, где Л. как раз и писал "Публику" (в 1930-м).

Одно обстоятельство меня удивило: Санжу сам перевел пьесу. То есть это что же, "Публика" на французский до последнего времени не была переведена? Как странно — при традиционно сильной французской испанистике вообще и лоркинистике в частности.

Ну, как бы там ни было, — Compagnie Arène Théâtre, "Le Public" (2011 г.):









И еще сорок прекрасных фото — тут.

А вот видеонарезка:



Первый человек: Довольно!
Режиссер. Театр на свежем воздухе!
Первый белый жеребец. Нет. Уже открылся настоящий театр — погребенный в песчаных глубинах.
Вороной. Чтобы узнали правду мертвых.
Третий белый жеребец. Афиши на могилах, газовые рожки и длинные ряды кресел.
Первый человек. Да. Мы сделали первый шаг. Но я точно знаю, что вы трое таитесь, скользите по поверхности. (Три белых жеребца жмутся друг к другу.) Вы привыкли к плетке, к окрику погонщика, клещам кузнеца и потому боитесь правды.
Вороной. Когда скинут последнюю маску — кровь, не окажется никакой другой правды — только куст крапивы, пустой рачий панцирь и клочок ссохшейся шкурки, прилипший к стеклу.
Первый человек. Их надо немедля гнать отсюда. Они боятся публики. Я знаю правду и знаю: им нужна не Джульетта. Я по глазам вижу, чего им хочется — и мне больно.
Вороной. Им много чего хочется. Как и тебе.
Первый человек. Нет. Я хочу одного.
Первый белый жеребец. Всякий оберегает свою маску, подобно нам, жеребцам.
Режиссер. Есть только одна маска. Я был прав, Гонсало. И если ты посмеешься над маской, она вздернет тебя, как того парня, и будешь болтаться в петле из кишок...

(Это я произвольно выбрала кусок из третьей картины.)

Можно сравнить с "классической" (и первой — 1986 года) испанской постановкой:



(Картина первая.)

Первый человек. Вы режиссер театра на свежем воздухе?
Режиссер. К вашим услугам.
Первый человек. Мы пришли поздравить. Ваша последняя работа...
Режиссер. Благодарю вас.
Третий человек. ...так необычна!
Первый человек. И название прелестное — "Ромео и Джульетта".
Режиссер. Двое влюбленных — мужчина и женщина.
Первый человек. Не обязательно. Ромео может быть птицей, а Джульетта — камнем. Ромео может быть крупинкой соли, а Джульетта — географической картой.
Режиссер. Но кем бы они ни были, они останутся Ромео и Джульеттой — навеки.
Первый человек. Влюбленной парой! Вы полагаете, они любили друг друга?
Режиссер. Ну, знаете ли... Я не настолько...
Первый человек. Вот вы и выдали себя!
Второй человек (Первому человеку). Ты бы поостерегся! Сам не без греха. Зачем слоняешься у театрального подъезда? Сходи в лес, окликни его и услышишь шум лесных соков. А ходить в театр!..
Первый человек. В театр и надо идти, чтобы...
Третий человек. ...разверзлась истина могил.
Второй человек. Могил с газовыми рожками, афишами и длинными рядами кресел.
Режиссер. Господа...
Первый человек. Ну конечно, конечно. Вы режиссер театра на свежем воздухе, постановщик "Ромео и Джульетты"...
Второй человек. А не расскажете ли нам, сеньор Режиссер, как мочился Ромео? Разве это не любопытное зрелище? И сколько можно грозиться, что кинешься с башни, ломая комедию горя? Что же случилось, сеньор Режиссер, пока ничего не случалось? А сцена в гробнице? Почему вы сами туда не спустились? Вы б увидели, что ангел позаимствовал у Ромео его принадлежности, а взамен оставил ему свои. Если я вам скажу, что главный герой — это ядовитый цветок, вы ведь не сумеете мне возразить...

Из третьей картины:

Первый белый жеребец. День — это призрак.
Джульетта. Я знала женщин, готовых умереть ради солнца.
Первый белый жеребец. Пойми, один-единственный день, а после — любить! Все ночи сколько их ни есть — любить.
Джульетта. Так все говорят. Все! Люди, деревья, кони. Я знаю наизусть все, что ты скажешь. Луна потихоньку рушит покинутые дома, подпиливает колонны и дарит червям малюсенькие фонарики, чтоб им было светлее в потемках черешен. Луна сует в окна спален маски болезней, обдает холодом животы беременных, а стоит мне замешкаться, оплетает плечи травой...

Ну и так далее, в переводе Н. Малиновской.

@темы: театр

---

Наткнулась на информацию о том, что французский Arène Théâtre в честь своего 20-летия возобновил спектакль под названием "Perlimplinlorca" (как само собою понятно, по "Любви дона Перлимплина). Пошла поискала про эту постановку — и неожиданно она мне понравилась.



Насколько можно понять, это спектакль одного актера — он один исполняет все роли. Белиса присутствует в виде манекена, куклы — и это вполне соответствует пьесе: она, Белиса, ведь там и есть тело без души — до самого конца, до смерти Перлимплина. Ну и некий отзвук "Когда пройдет пять лет", конечно: манекен в свадебном наряде. И, как, опять же, можно понять из текста под роликом, — отзвук не случайный: "Cette pièce qui inaugure ce que Lorca appellera plus tard le Théâtre sous le sable est en réalité une pièce d'une profonde complexité érotico-religieuse. Elle porte en germe tout ce que sera son théâtre impossible" — "Это глубокая и сложная эротически-религиозная пьеса, начинающая то, что позже Лорка назовет "Театр, погребенный в песках" (Teatro bajo de la arena, Театр под песками). Она содержит зародыш его будущего "невозможного театра" ("непредставимых пьес" — "Когда пройдет пять лет" , "Публика", "Драма без названия", едва начатая "Гибель Содома").

И музыка нравится. Сразу приходит на память эпизод, который Линч в своем дневнике упоминает: "В ту самую минуту, когда мы намереваемся выйти, направляясь на ужин к директору Англо-южноамериканского банка, натыкаемся в гостиной на Федерико, сидящего за роялем. ... Он подбирает, как говорит, "хрустальную музычку" для своих "Кукол с дубинками", которые ставит труппа Маргариты Ксиргу..." Вот тут такая хрустальная музычка — при отчетливой трагичности звучания.

Кстати, совершенно не исключаю, что Эрик Санжу, постановщик, дневники Линча читал — учитывая, что он, рассказывая о замысле спектакля, цитирует не только стихи Лорки, но и его письма, вполне мог читать и воспоминания о нем. Собственно, сам спектакль свидетельствует, что знания о Лорке — и, соответственно, представление о нем, понимание его — там далеко не поверхностные. Что само по себе приятно.)

@темы: театр

---

В России его поэзия переведена лучшими поэтами и переводчиками. Но… Перевод всегда является интерпретацией. Иногда талантливой, иногда даже гениальной. Но всегда не до конца раскрывающей глубинную суть поэзии. Таковы непреложные законы жанра. Читая изумительные по красоте строки перевода, мы часто не подозреваем о метаморфозах смысловых искажений.

В русском переводе поэзия Федерико Гарсия Лорки скорей близка символизму Серебряного века, его эстетике, его ритмике. Она обворожительно прекрасна, гармонична и элитарна. И это действительно часть художественного мира мастера. Но только часть.

Символизм поэзии Лорки в глубинных истоках древних культур его родины Гранады. Именно соединение восточных и западных традиций создает неповторимый образный мир его поэзии. Сюрреалистичность художественного мира, его многозначность в соединении с фольклорными корнями культуры испанского юга создают неповторимый художественный феномен. Язык Лорки чеканный, ритмичный, почти жесткий. Концентрация образов и метафор громадная. Символика сюрреалистического сознания с его многомерностью и знаковостью – ключевая концепция творчества мастера. Эти пласты поэтического мира автора в русском переводе смягчены, почти незаметны. Исчезает подсознательный пласт, создающий невероятную глубину произведений...

Такой вот взгляд — с которым я частично согласна.) Я всё-таки не думаю, что "эти пласты почти незаметны" — в лучших переводах, по крайней мере.

Об авторе взгляда.)

@темы: статьи

---

Открытка из Парижа, от Франсиско, февраль 24-го. "Если бы ты был здесь!"

Да-да, вот этих самых химер детеныши приснились тогда.

В том городе вьюнком опутан дождь.
И кто-то, сгорбившись на старенькой скамейке,
кидает камешки детенышам химер,
как крошки — воробьям. Лица не разглядеть.

Там, тихие, стоят дома, и лучше
не заходить в них. Лучше подождать
и посмотреть, как камешками кормит
детенышей химер тот, на скамейке, — тот,
чьего лица никак не разглядеть.

Пустыня улиц. Трещины по плитам,
в которых, как положено, растет
трава зеленая. Совсем бы этот город
не вспоминать — как, впрочем, и того,
кто так и не поднимет головы —
хозяина химер, владыку снов
и мастера различных наваждений...

@темы: стишок, семья, сны и сонные видения, письма

---

Очерти плоскость своего желания и живи в ней, всегда по одной и той же норме красоты. Я так делаю, дорогой друг... и как мне трудно! Но я не отступаю. Я немножко против всех, но меня утешает во всех огорчениях живая красота, которая бьется у меня в руках.
(Из письма Хорхе Саламеа, август-сентябрь 1928. Перевод В. Бибихина и В. Чернышовой.)

@темы: пара строк

---

ГРАНАДА и 1850

Слышу, как источник
искрится струей.

В пальцах винограда
луч — как острие,
и готов он сердце
отыскать мое.

И не наяву ли,
глядя в облака,
я себе приснился
струйкой родника.

А.М. Гелескул и Н.Р. Малиновская в Гранаде, 1989.

@темы: А.М.

---

Гранада 1918 года. Двухминутные французские съемки: производство, понятное дело, Pathé, автор — R. Alexandre.

Удивительный R. Alexandre эти две минуты распределяет следующим образом: шесть секунд — неподвижная панорама города; девять секунд Дарро несет свои с одной точки снятые воды; четыре секунды (нет, я бы его повесила) — Асера дель Дарро; семь секунд — кусок Альбайсина; пятнадцать секунд — крупный план цыганки; двадцать пять секунд — фонтан в Хенералифе... фонтан в Хенералифе... фонтан... фонтан; двадцать одна секунда — крупный план девушки в мантилье: девушка анфас, девушка в профиль, девушка у фонтана. Всё. (Про мантилью сообщается, что андалузки до сих пор ее носят. В 1918 году, ну да, ну да.)

Две минуты! Сколько улиц можно было бы... сколько снов...

Вот оно, это произведение.

@темы: Гранада, видео