Почти год назад, в январе, Мигель Кабальеро сообщил, что он собирается начать поиски останков Лорки. Но начал он вот только на прошлой неделе. Работы ведутся в полукилометре от места прошлых раскопок, в Peñón del Colorado. Финансирует их сам Кабальеро и правительство Андалусии.

Прошлые, 2009 года, поиски, как известно, окончились ничем. Гибсон больше вроде как не проявлял желания их возобновить. А Кабальеро вот взялся.
Общественный интерес к этим раскопкам явно слабее, чем к прошлым. Что и понятно: тогда копали на том месте, которое долгие годы (десятилетия) считалось местом захоронения Л. Да и предшествовала этому долгая и громкая кампания с участием Гибсона, судьи Гарсона, родственников других расстрелянных... Сейчас всё гораздо тише. Что не может не радовать.

Информация отсюда и отсюда.

---

Экспонат посвященной Лорке выставки, которая проходила этим летом в Нью-Йорке, — читательский билет в библиотеку Колумбийского университета.

Вот она на старой открытке:



Общий вид части университетского городка с библиотекой:



А это вид изнутри. Правда, за двадцать с лишним лет до Лорки, в 1907-м. Но библиотеки — учреждения консервативные (взять хоть читальный зал нашей Ленинки), так что, возможно, за одним из этих столов и Лорка еще посидеть успел.



А вообще тогда, в 29-м — 30-м, эта библиотека доживала последние годы. В том смысле, что в 1934-м было построено новое здание, и библиотека переехала туда. А то, старое, здание стало административным центром. О чем и сообщает табличка:

@темы: фото, Poeta en Nueva York, выставки

---

25 ноября 2011

В окно постучала полночь,
и стук ее был беззвучен.

На смуглой реке блестели
браслеты речных излучин.

Рекою душа играла
под синей ночною кровлей.

А время на циферблатах
уже истекало кровью.

@темы: in memoriam, А.М.

---

Рисунок и подпись, которые я никогда не видела. Во всяком случае, не помню, чтобы видела.)

Они из факсимильного издания Ferias.

@темы: картинки

---

Хроника на испанском.

Испания 1923-1931

Шестая часть.

1931-1933

1934-1936

@темы: видео

---

"Нью-Йорк — гигантская Вавилонская башня, построенная на песке, та же дантовская адская воронка, только круги ее идут ввысь, и все их суждено пройти поэту без провожатых. За улицами, толпами и снами всё непреложнее открывается пустота. Исчезают люди, оставляя зияния вен, пустоты от коней и муравьев кружатся в воздухе, пустоты от танца застывают на золе последнего пепелища. Небо зияет над городом..." (Н. Малиновская.)

...в синеве изначальной,
где ночь не боится рассвета,
где походкой сомнамбул верблюды туманов
бегут от нагого кочевника-ветра,
там, где сладко траве
над тугими телами стелиться,
где рядится в кораллы чернильная скорбь
вековая
и под связками раковин меркнут усопшие лица, —
разверзается танец, из мертвого пепла вставая.

(Перевод А. Гелескула.)

@темы: Poeta en Nueva York

---

Читаю Кеведо и в одном из сонетов натыкаюсь на словосочетание "muerte viva" — живая смерть.

Vivir es caminar breve jornada,
y muerte viva es, Lico, nuestra vida...

Есть гелескуловский перевод:

Жизнь не длинней дневного перехода,
живая смерть, укрытая в личины...

Какая прямая перекличка: у Лорки в одном из "Сонетов темной любви" — "Amor de mis entrañas, viva muerte" (Любовь до боли, смерть моя живая)...

---

Распаковала вчера озоновскую посылку — и тридцати пяти лет как не бывало. Как будто юность свою взяла в руки — свои 15, 16, 17...



Тогда я брала этот двухтомник, 75-го года издания, в библиотеке. Бесконечно его продлевая — библиотекарша была знакомая и позволяла мне это безобразие. Но в 85-м пришлось всё-таки его вернуть: я уезжала учиться в Москву. В следующий раз я держала его в руках в 89-м, когда в университете писала работу о русских изданиях Лорки. Но это было что ж... Так, в читальном зале.
С тех пор я периодически искала его в букинистических — и не находила. Когда появилась возможность заказывать в интернет-магазинах, всё как-то тоже не везло. На Озоне оставила заказ давным-давно, уже совершенно не ждала — и вдруг.

И вот теперь он мой! Совершенно и абсолютно мой.

Сейчас смотрю его, листаю и понимаю, что он интересен не только из сентиментальных соображений. Он чудесно издан — гораздо лучше, чем более поздний двухтомник 1986 года. Конечно, с точки зрения содержания поздний двухтомник более полный, но вот оформление мне намного больше нравится у этого, старого. То сдержанное изящество, с которым оформлена обложка, — оно и внутри присутствует. Как прелестны, например, маленькие заставки — фрагменты лоркианских рисунков. И как правильно, что здесь (в отличие от позднего издания, где стихи идут друг за другом, в подбор) каждое стихотворение начинается с новой страницы. Это совсем по-другому организует книгу. В подбор тут идут стихи только в том случае, если они относятся к одному циклу, что позволяет, с одной стороны, подчеркнуть единство цикла, а с другой — выделить его среди остального текста той или иной книги стихов...

А как они пахнут, эти книжки!))

Ну в общем, чего там. В общем, счастье.

@темы: книги

---

Прости, что я тебе не писал, — ты всегда в моем сердце.

---

Арка Эльвиры, 6 ноября.

Правда, это не сегодняшнее 6 ноября, а 6 ноября пятилетней давности, 2008 года. Но это ведь не так уж важно.)

(Отсюда.)

@темы: Гранада, фото

---

50 лет сегодня, как нет Сернуды.

Втроем с Алейксандре.

Они же плюс Дамасо Алонсо.

21 апреля 1936, банкет в честь выхода книги Сернуды "Реальность и желание".

Виновник торжества во главе стола, стоят Алейксандре, обнимаемый Лоркой, Салинас, Альберти, Неруда, Бергамин, Альтолагирре и Мария Тереса Леон в неизменной шубе.

Из речи Лорки:

"Сегодня я пришел сюда не потому, что здесь собрались мои друзья, и даже не потому, что Луис Сернуда мне друг; менее всего мне хочется участвовать в ритуальном действе, давно превращенном в фарс и разукрашенном здравицами, приправленными жгучей завистью и крокодильими слезами. Менее всего хочется сотрясать воздух, когда заранее знаешь, что и тебе поднесут на блюдечке порцию аплодисментов, политую, как глазурью, традиционным "весьма интересно".

Я пришел сюда восторженно и благоговейно приветствовать моих товарищей по поэтической капелле, может быть лучшей в Европе, и восславить великого певца тайны, благороднейшего поэта Луиса Сернуду. Ради него одного стоило бы обновить забытое еще в восемнадцатом веке слово "божественный" и вернуть его дивному лебедю влагу, тростник и сумрак.

...Книга "Рельность и желание" — очень важное событие для испанской словесности, славная веха. Поверьте мне. Я дрался с этой книгой врукопашную; читал ее безо всякого желания, засыпая и просыпаясь, читал, когда болела голова, заботливо взращивая ростки той ненависти, которую в нас вызывают творцы шедевров, но все было напрасно; книга захватила меня, я покорился ее кристальному совершенству, укрощенной любовной агонии, сумрачным глыбам и гневу. Эта хрупкая книга пленяет и страшит, как если бы робкие струны клавикордов брызнули кровью. Не думаю, что в Испании найдется писатель, если только это настоящий писатель, мастер своего дела, равнодушный к утонченной красоте поэтического мира Луиса Сернуды, к его лирике, родной сестре беккеровской поэзии, к его мифотворческому дару, который в прекрасном "Юном мореплавателе" обретает мощь наших классиков. ... То самое перо, что вычертило искусные арабские карты и рассыпало гвоздики и черных бабочек по лентам мертвых детей, то перо, что трепетно копировало в агонии академий статую Аполлона, то скорбное, хмельное от росы перо сжимал в пальцах Луис Сернуда, слушая голос, диктовавший ему "Реальность и желание"...

И с тех пор не прекращался его поединок с печалью, затаенной севильской печалью. Изысканный поединок на золотых шпагах и в масках из нарциссов, но со страхом и без надежды, ибо поэт верит, что умирают навсегда. Этот поединок, не скрашенный мечтой о рае, длится в его стихах, и оттого поэт жаждет сберечь для вечности обнаженные плечи моряка и взметенные ветром кудри; после он рухнет, сломленный победой...

Сейчас надо не разбирать книгу Луиса Сернуды, а славить ее. Восславим ее бесплодное ожидание, ее неверие, отчужденность и плач, отлитые в канон, холод, свет и звук арфы.

Я не заблуждаюсь. Мы не заблуждаемся. Так поздравим Луиса Сернуду с книгой "Реальность и желание", одной из лучших книг современной испанской поэзии".

@темы: фото, in memoriam, проза, даты, друзья

---

В Буэнос-Айресе отметили 80-летие приезда Лорки в Аргентину.

Он пробыл там полгода, хотя изначально так надолго совершенно не собирался. Но уехать от такой всенародной любви, которой его встретили аргентинцы, было нелегко.

"Меня спрашивают: "Когда вы уезжаете?", и я уверенно отвечаю: "Шестого".
День проходит, ночь проходит, минул месяц с половиной, как поется в старинном романсе, а я всё еще здесь. С шестого я переношу отъезд на двадцатое, с двадцатого на тридцатое, потом — на первое следующего месяца, и что же? Как видите, я по-прежнему среди вас. Дело в том, что в самом Буэнос-Айресе есть нечто теплое, человечное; какой-то удивительный, ни с чем не сравнимый трепет живет в душе его многоликих народов, привлекая и покоряя странника. Со мной этот насмешливый красавец был любезен и предупредителен..." (Перевод Н. Малиновской.)

И правда красавец.

@темы: фото, Аргентина

---

ОХОТНИК

Лес высок!
Четыре голубки летят на восток.

Четыре голубки
летели, вернулись.

Четыре их тени
упали, метнулись.

Лес высок?
Четыре голубки легли на песок.

(Перевод Инны Тыняновой)

Осенняя охота в Фуэнте-Вакеросе.

(Как всегда, отсюда.)

CAZADOR

¡Alto pinar!
Cuatro palomas por el aire van.

Cuatro palomas vuelan y tornan.
Llevan heridas
sus cuatro sombras.

¡Bajo pinar!
Cuatro palomas en la tierra están.

@темы: фото, стихи, Фуэнте-Вакерос

---

Для себя.

¡Ese hombre! ¡Ese hombre! Yo haré que su tristeza se convierta en alegría. Hilaré día y noche, hasta que mis dedos se hagan hilos y se queden tejidos en su última túnica, hasta que se acaba la lana en las aldeas y tenga que tejer con mis cabellos...
Si no hay dinero, mis manos lo traerán hilando, hilando sin cesar... hasiendo túnicas y más túnicas, sin cansarme nunca, como la fuente no se cansa de brotar el agua clara.
Hilaré, hilaré como las arañas que forman sus estrellas sobre las plantas, como las yedras que tejen vestidos para las torres viejas y ateridas. Hilaré... Hilaré...

---

Год назад в эти дни на испанском аукционе Segre был выставлен на продажу вот такой лот:



Нарисовал рисунок ("Теорема любви") и записал стихотворение Лорка для своего друга Франсиско Ламаса Лопеса (Francisco Lamas López), чьи наследники их и продавали. Почему именно это стихотворение — понятно. Это "Мадригал городу Сантьяго", первое из "Шести стихотворений по-галисийски", в написании которого галисиец Франсиско Ламас, можно сказать, принимал участие: помогал Лорке с галисийским. В ноябре 1932-го Лорка приезжал (с "Барракой") в Галисию, и там, в городе Луго, в журнале Yunque, "Мадригал" и был опубликован.

В Луго Франсиско Ламас родился (в 1905-м), а познакомился с Лоркой он в Мадриде, в годы своего студенчества, с 1925-го по 1931-й. Ученик Рамона-и-Кахаля, Франсиско Ламас тоже посвятил себя гистологии. Но не только ей.) Культуре он посвятил себя не в меньшей степени. Особенно в начале тридцатых — в годы Второй республики. В 1931-м он стал одним из создателей "Атенея" в Луго (традиционно так назывались в Испании культурные центры), а также одним из основателей местных журналов Guión и Yunque...

Незадолго до начала войны Франсиско Ламас Лопес был избран мэром города Луго. И в 1936-м, когда власть в городе перешла к националистам, вместе с другими политиками-республиканцами был арестован. Тут нельзя не вспомнить о Мануэле Фернандесе Монтесиносе, зяте Лорки, — тоже врач, тоже республиканец, тоже накануне войны был избран мэром (алькальдом Гранады), тоже был арестован в самом начале войны. Но, к счастью, судьбы расстрелянного Фернандеса Монтесиноса Франсиско Ламас не разделил: он был приговорен "всего лишь" к пожизненному заключению. Однако в тюрьме он пробыл, опять же, "всего лишь" восемь (а по некоторым источникам — пять) лет. Как написал по другому поводу Лорка, "разжались когти".

Дальнейшая жизнь Франсиско сложилась вполне успешно. Он обосновался в Мадриде, стал известным врачом и ученым, много писал на профессиональные темы. Умер он в 1981-м.



Ну и —

МАДРИГАЛ ГОРОДУ САНТЬЯГО

Дождик идет в Сантьяго,
сердце любовью полно.
Белой камелией в небе
светится солнца пятно.

Дождик идет в Сантьяго:
ночи такие темны.
Трав серебро и грезы
лик закрывают луны.

Видишь, на камни улиц
падает тонкий хрусталь.
Видишь, как шлет тебе море
с ветром и мглу и печаль.

Шлет их тебе твое море,
солнцем Сантьяго забыт;
только с утра в моем сердце
капля дождя звенит.
(Перевод Ф. Кельина)



Статья о Франсиско Ламасе из Википедии (на галисийском).

Некролог в El País.

Информация об аукционе.

@темы: рисунки, рукописи, друзья

---

А сегодня ведь замечательный юбилей. Ровно 80 лет назад, 20 октября 1933 года, в Буэнос-Айресе Лорка читает свою знаменитую лекцию о дуэнде. Интерес публики к его выступлениям был так велик, что лекцию он читал в театре: помещение размером поменьше всех желающих не вместило бы.

Театр "Авенида".

В этой лекции ... поэт с наибольшей полнотой развил свои мысли о творческом процессе, привлекая обширный материал мирового — и прежде всего испанского — искусства. В искусстве он различает три начала, олицетворяя их в образах "ангела", "музы" и "дуэнде". Последнее слово — чисто испанского происхождения, оно переводится обычно как "невидимка", "привидение", "домовой". Однако в данном случае предметом персонификации становится не какое-либо из прямых значений этого слова, а то переносное значение, которым наделяет его автор, следуя фольклорной традиции. (Н.Р. Малиновская)

ДУЭНДЕ, ТЕМА С ВАРИАЦИЯМИ (отрывки)

...На шкуре быка, распростертой от Хукара до Гвадалете и от Силя до
Писуэрги (не говоря уж о берегах Ла-Платы, омытых водами цвета львиной
гривы), часто слышишь: "Это — дуэнде". Великий андалузский артист Мануэль
Торрес сказал одному певцу: "У тебя есть голос, ты умеешь петь, но ты ничего
не достигнешь, потому что у тебя нет дуэнде". ... Мануэль Торрес, человек такой врожденной
культуры, какой я больше не встречал, услышав в исполнении самого Фальи
"Ноктюрн Хенералифе", сказал поразительные слова: "Всюду, где черные звуки,
там дуэнде". Воистину так.

Эти черные звуки — тайна, корни, вросшие в топь, про которую все мы
знаем, о которой ничего не ведаем, но из которой приходит к нам главное в
искусстве. Испанец, певец из народа говорит о черных звуках — и
перекликается с Гете, определившим дуэнде применительно к Паганини:
"Таинственная сила, которую все чувствуют и ни один философ не объяснит".

...Короче, таинственная эта сила, "которую все чувствуют и ни один философ
не объяснит", — дух земли, тот самый, что завладел сердцем Ницше, тщетно
искавшим его на мосту Риальто и в музыке Бизе и не нашедшим, ибо дух, за
которым он гнался, прямо с эллинских таинств отлетел к плясуньям-гадитанкам,
а после взмыл дионисийским воплем в сигирийе Сильверио.
...............

Ангел озаряет, но сам он высоко над человеком, он осеняет его
благодатью, и человек, не зная мучительных усилий, творит, любит, танцует.
Ангел, выросший на пути в Дамаск и проникший в щель ассизского балкона и
шедший по пятам за Генрихом Сузо, повелевает, — и тщетно противиться, ибо
его стальные крылья вздымают ветер призвания.
Муза диктует, а случается, и нашептывает. Но редко — она уже так
далеко, что до нас не дозваться. Дважды я сам ее видел, и такой изнемогшей,
что пришлось ей вставить мраморное сердце. Поэт, вверенный музе, слышит
звуки и не знает, откуда они, а это муза, которая питает его, но может и
употребить в пищу. Так было с Аполлинером — великого поэта растерзала
грозная муза, запечатленная рядом с ним кистью блаженного Руссо. Муза ценит
рассудок, колонны и коварный привкус лавров, а рассудок часто враг поэзии,
потому что любит обезьянничать и заводит на предательский пьедестал, где
поэт забывает, что на него могут наброситься вдруг муравьи или свалится
ядовитая нечисть, перед которой все музы, что гнездятся в моноклях и розовом
лаке салонных теплиц, бессильны.
Ангел и муза нисходят. Ангел дарует свет, муза — склад (у нее учился
Гесиод). Золотой лист или складку туники в лавровой своей рощице поэт берет
за образец. А с дуэнде иначе: его надо будить самому, в тайниках крови. Но
прежде — отстранить ангела, отшвырнуть музу и не трепетать перед фиалковой
поэзией восемнадцатого века и монументом телескопа, где за стеклами дышит на
ладан истощенная правилами муза.
Только с дуэнде бьются по-настоящему.
Пути к богу изведаны многими, от изнуренных аскетов до изощренных
мистиков. Для святой Терезы — это башня, для святого Хуана де ла Крус — три
дороги. И как бы ни рвался из нас вопль Исайи: "Воистину ты бог
сокровенный!", рано или поздно господь посылает алчущему пламенные тернии.
Но путей к дуэнде нет ни на одной карте и ни в одном уставе. Лишь
известно, что дуэнде, как звенящие стеклом тропики, сжигает кровь, иссушает,
сметает уютную, затверженную геометрию, ломает стиль; это он заставил Гойю,
мастера серебристых, серых и розовых переливов английской школы, коленями и
кулаками втирать в холсты черный вар; это он оголил Мосена Синто Вердагера
холодным ветром Пиренеев, это он на пустошах Оканьи свел Хорхе Манрике со
смертью, это он вырядил юного Рембо в зеленый балахон циркача, это он,
крадучись утренним бульваром, вставил мертвые рыбьи глаза графу Лотреамону.
..........

Дуэнде, ангел и муза есть в любом искусстве и в любой стране. Но если в
Германии, почти неизменно, царит муза, в Италии — ангел, то дуэнде бессменно
правит Испанией — страной, где веками поют и пляшут, страной, где дуэнде
досуха выжимает лимоны зари. Страной, распахнутой для смерти.
В других странах смерть — это всё. Она приходит, и занавес падает. В
Испании иначе. В Испании он поднимается. Многие здесь замурованы в четырех
стенах до самой смерти, и лишь тогда их выносят на солнце. В Испании, как
нигде, до конца жив только мертвый — и вид его ранит, как лезвие бритвы.
Шутить со смертью и молча вглядываться в нее для испанца обыденно.

...Топор и тележное колесо, нож и терн пастушьей бороды, голая луна и
мухи, и затхлые углы, и свалки, и святые в кружевах, и беленые стены, и
лезвия крыш и карнизов — все в Испании порастает смертью, таит ее привкус и
отзвук, который внятен настороженной душе и не дает ей задремать на
гибельном ветру. И все испанское искусство корнями уходит в нашу землю —
землю чертополоха и надгробий...

...Головы, ледяные от луны, на полотнах Сурбарана, желтые зарницы в
сливочной желтизне Эль Греко, речь отца Сигуэнсы, образы Гойи, абсида церкви
в Эскориале, вся наша раскрашенная скульптура, гробница герцогского рода
Осуна, смерть с гитарой из часовни Бенавенте в Медине-де-Риосеко — в
культуре они знаменуют то же, что и паломничества к Сан-Андресу де Тейшидо,
где рядом с живыми идут мертвые, погребальные плачи астуриек при зажженных
фонарях в ночь поминовения, пенье и танец Сивиллы на папертях Майорки и
Толедо, сумрачное "Воспомним..." на мостовых Тортосы, неисчислимые обряды
страстной пятницы; все это, не говоря уж об изощренном празднестве боя
быков, складывается в национальный апофеоз испанской смерти...

Завидев смерть, муза запирает дверь, воздвигает цоколь, водружает урну
и, начертав восковой рукой эпитафию, тут же снова принимается теребить свои
лавры в беззвучном промежутке двух ветров. В руинах одических арок она
скрашивает траур аккуратными цветами с полотен чинквиченто и зовет верного
петуха Лукреция, чтобы спугнул неуместных призраков.
Ангел, завидев смерть, медленно кружит в вышине и ткет из ледяных и
лилейных слез элегию — вспомним, как трепетала она в руках у Китса,
Вильясандино, Эрреры, Беккера, Хуана Рамона Хименеса. Но не дай бог ангелу
увидать на своем розовом колене хотя бы крохотного паучка!
Но дуэнде не появится, пока не почует смерть, пока не переступит ее
порог, пока не уверится, что всколыхнет те наши струны, которым нет утешения
и не будет.
Мыслью, звуком и пластикой дуэнде выверяет край бездны в честной
схватке с художником. Ангел и муза убегают, прихватив компас и скрипку;
дуэнде — ранит, и врачеванию этой вечно разверстой раны обязано все
первозданное и непредсказуемое в творениях человека.
Дуэнде, вселяясь, дает магическую силу стиху, чтобы кропить черной
водой всех, кто внемлет, ибо обретшему дуэнде легче любить и понять, да и
легче увериться, что будет любим и понят, а ведь борьба за выразительность и
за ее понимание порой в поэзии чревата гибелью.

...Я уже говорил, что дуэнде влечет бездна, разверстая рана, влечет туда,
где формы плавятся в усилии, перерастающем их очертания.
...............

У всякого искусства свой дуэнде, но корни их сходятся там, откуда бьют
черные звуки Мануэля Торреса — первоисток, стихийное и трепетное начало
дерева, звука, ткани и слова.
Черные звуки, в которых теплится нежное родство муравья с вулканом,
ветром и великой ночью, опоясанной Млечным Путем.

Дамы и господа!
Я выстроил три арки и неловкой рукой возвел на пьедестал музу, ангела и
дуэнде.
Муза бестрепетна: туника в сборку и коровьи глаза, обращенные к Помпее,
на носатом челе, которое учетверил ей добрый друг ее Пикассо. Ангел бередит
кудри Антонелло де Мессины, тунику Липпи и скрипку Массолино или Руссо.
А дуэнде... Где он? Арка пуста — и мысленный ветер летит сквозь нее над
черепами мертвых навстречу новым мирам и неслыханным голосам, ветер с
запахом детской слюны, растертой травы и покрова медузы, вестник вечных
крестин всего новорожденного.

(Перевод Н. Малиновской)

Полный текст.

UPD Дописала пост, слушаю попавшееся случайно интервью Пласидо Доминго и Хосе Каррераса для русского телевидения на испанском. Ну, сначала дружным хором хвалят русскую публику, потом по очереди хвалят друг друга,) потом рассказывают о трудностях и сложностях оперной работы, о восприятии ее публикой... И вдруг, ближе к концу, на 19:50, Доминго: "...uno de los grandes genios, García Lorca, que hablaba del duende, del famoso duende, que el duende es cuando de repente se presenta en el teatro, en la funcíón. El duende puede ser causado hasta por un error. Es decir tu puedes equivocarte, que una nota no te salga tan bien, y a partir de ese momento de ese funicón el duende está allí. Hay una función que es mágica..." — "...один из наших великих гениев, Гарсиа Лорка, говорил о дуэнде, о знаменитом дуэнде, что дуэнде внезапно появляется в театре, во время представления. Дуэнде может быть вызван даже ошибкой. Ты можешь ошибиться, какая-нибудь нота может получиться у тебя не так хорошо, и в этот момент возникает дуэнде. И представление становится магическим..."



Именно так, такими словами Лорка о дуэнде не говорил — но это и не важно. Образ, суть образа, сам его смысл живет — и, можно не сомневаться, будет жить и следующие восемьдесят лет... и следующие... и следующие...)

@темы: фото, проза, даты

---

Настольная книга... вернее, настольная книжечка) моего отрочества — сборник "Андалусская поэзия" — заканчивается вот этим маленьким стихотворением Ибн Замрака (1333-1393):

Надпись на стенах Альгамбры

Я — образец небесной красоты,
Я — райский сад, на удивленье взгляду.
Соперничая с небом, сей дворец
Свою возвысил дивную аркаду.
И прихотливой росписью затмил
Он йеменскую ткань — очей отраду.
Дворца прекрасней отыскать нельзя!
Нельзя остаться равнодушным к саду.
Цветущий сад зеленым кушаком
Обвил чертог, даря ему прохладу.
(Перевод В. Потаповой)

@темы: Гранада, стихи, Al-Andalus

---

"Вот, значит, идите по улице Эмилио Прадоса (это которая параллельна улице Мануэля Альтолагирре), потом свернете на улицу Хорхе Гильена, и по ней всё прямо, прямо, до перекрестка с улицей Висенте Алейксандре..."

Топонимика Малаги.

@темы: друзья

---

Casa de las Flores

...Я жил в Мадриде, в квартале,
где много колоколен,
много башенных часов
и деревьев.
Оттуда я видел
сухое лицо Кастилии:
океан из кожи.

Мой дом называли
«домом цветов»:
повсюду цвела герань.
Это был веселый дом
с собаками и с детьми.

Помнишь, Рауль?
Помнишь, Рафаэль?
Федерико — под землёй —
помнишь балкон?
Июнь метал цветы в твой рот.
(Перевод Эренбурга)

"Дом цветов" — это не просто какой-то дом, где было много цветов. Это действительно такое название было у него — у дома, в котором Неруда поселился в 34-м. То есть почему "было"? Оно и сейчас есть.

Casa de las Flores

Вон он — в глубине.

Пара планов покрупнее:





Строилось здание два года: с 1930-го по 1932-й.



Так что когда Неруда в него заселился, дом был практически новостройкой.

Стоит он на углу:





Вот эта вот... конструкция — это как раз в память Неруды:



Та самая строчка из стихотворения: Mi casa era llamada la casa de las flores (Мой дом называли домом цветов) и — Madrid recuerda a Pablo Neruda (Мадрид — в память о Пабло Неруде).

...Сколько ни искала — довоенный снимок дома смогла найти только один. Ну, тем он драгоценнее.



Хорошо видна вывеска — вернее, две вывески, по углам: с одной стороны "Café", и с другой — "Cervecería" (пивная). Как показали вскоре последовавшие события, буквы были закреплены весьма качественно.



Cervecería практически выдержала прямое попадание.





Дом был восстановлен в сороковых, и цветочки опять знай себе цветут.

@темы: фото, Мадрид, друзья

---

Понравилась обложка.

Это вышедший в 2007-м сборник короткой прозы, который издатели назвали "Рыба, звезда и очки".

Вот здесь немного об этих маленьких рассказах (и о жанре микрорассказа вообще), а также тексты трех из них.

@темы: проза