Интересное эссе Павла Алёшина о врубелевском Демоне (точнее, Демонах) и лоркианском дуэнде.

@темы: статьи

---

Мельчору Фернандесу Альмагро. Гранада, осень 1925 г.

Ну так и что же? Что из того? Годы идут, идут, а принц всё примеряет Золушке башмачок... А если перестанет — рухнет мир.

На первый листок письма приклеена картинка — обертка от шоколада "Аматлер". (Перевод и примечание Н. Малиновской.)

Шоколад Amatller производился в Барселоне и славился разнообразными картинками на обертках и коробках. Вообще-то он и сейчас производится, так что можно и в настоящем времени — но настоящее время меня интересует мало.)

В интернете имеется множество этих шоколадных картинок — а вот той, с Золушкой, как назло и нету. Смогла найти только вот что:



Это, очевидно, вкладыш такой. Вот вторая картинка справа — кажется, именно она.

@темы: письма

---

Немножко Фальи.



А то давно его не было.

@темы: музыка, друзья

---

Фёдору Кельину
(1936?)

Дорогой Кельин. Тот, кто с нами обедает, это Федерико Гарсиа Лорка, который хочет приехать в Россию, чтобы познакомиться с ней и с тобой. Пришли ему перевод его стихотворения и напиши ему.
Он живет по адресу: улица Алькала, 102, Мадрид.

Рафаэль (Альберти)
Мария Тереса (Леон)

Обнимаю.

Федерико Гарсиа Лорка


Так что и нам (в смысле русским) досталось немножко его объятий — хотя бы в виде короткой приписки в письме.


A Fedor Kelyin

(Tarjeta postal)
(¿1936?)

Querido Kelyin: El que está comiendo con nosotros es Federico García Lorca, que está deseando ir a Rusia para conocerla y conocerte. Mándale la traducción de su poema y escríbele.
Vive: Alcalá, 102. Madrid.

Rafael (Alberti)
M.ª Teresa (León)

Abrazos.

Federico García Lorca


(Федор Викторович Кельин (1893-1965) — советский литературовед-испанист и поэт-переводчик, автор многих работ по классической и современной испанской и латиноамериканской литературе. Составитель первых советских испанско-русских словарей.)

Альберти и его жена, писательница Мария Тереса Леон, очевидно, познакомились с Кельиным во время своей поездки в СССР в 1934-м, когда они присутствовали на знаменитом первом съезде советских писателей. Хотя знакомство могло состояться и раньше: Альберти впервые побывал в Москве в 1932-м.

Именно Кельин давал стихи Лорки для перевода Цветаевой. И сам его переводил. Но это было уже позже, после смерти Лорки. А из письма Альберти следует, что еще при жизни Л. его стихи были известны в России — хотя и, очевидно, пока только испанистам. Интересно — известны откуда? Учитывая закрытость страны, доступ к выходящим в Испании литературным журналам или книжным изданиям был, конечно, затруднён. А может, это как раз Альберти привез в Москву стихи Лорки? Например, одно из изданий "Романсеро".
Опять же непонятно, А. просит прислать перевод какого-то конкретного стихотворения или просто одного из. И этот перевод — он уже был в природе, т. е. Кельин его уже сделал? Может, было так — Альберти в первый свой приезд, в 32-м, привез какие-то стихи Лорки и передал их Кельину. А во второй его приезд Кельин показал ему переводы этих стихов. Вот какой-то из этих переводов Альберти в письме и просит прислать Лорке. Но почему один? Скорей всего, речь всё-таки шла о каком-то конкретном переводе. И определенный артикль "la" (la traducción) говорит в пользу этого.

Собственно, это послание — это не письмо, это явно подписанная фотография. Какая? Фотографий, на которых присутствуют вместе Лорка и Альберти с Марией Тересой, и при этом они, как следует из текста, сидят за столом, — несколько. Например, на банкете в честь Луиса Сернуды, или на чествовании самого Альберти. Или во время встречи в Мадриде аргентинских журналистов. Но все эти снимки — групповые, то есть там кроме Альберти, Марии Тересы и Лорки еще много народу. А из текста ясно, что на фотографии рядом с супругами только Лорка ("Тот, кто с нами обедает..." — или просто "ест", comiendo). К тому же всё-таки о таких торжественных мероприятиях вряд можно сказать, что там просто обедают или едят (на фото с чествования Сернуды и Лорка, и Альберти с женой даже не сидят за столом, а стоят вокруг него в кругу других литераторов, а на фото с чествования Альберти Лорка вообще выступает с речью). Поэтому мне кажется, что это вот какой снимок:



Правда, здесь никто ничего не ест: мужчины курят, а красавица Мария Тереса просто так сидит. Но это явно столик какого-то кафе, и они, скорее всего, ждут заказ. То есть практически уже едят.)
По крайней мере, никакой другой фотографии, подходящей под этот текст, я не знаю. Конечно, может, это просто я не знаю, а она есть.) Но всё-таки очень похоже, что это именно эта.

...В Россию Лорка давно хотел съездить. И совсем незадолго до смерти, в июле 36-го, уже в Гранаде, это желание подтвердил. Один из его знакомых вспоминал, что как-то накануне мятежа он случайно встретился с Лоркой на улице. Пока они стояли и разговаривали, к ним подошли девушки и попросили пожертвовать на МОПР. Лорка дал им какие-то деньги и сказал приятелю: "А что, Мигель, не съездить ли нам в Россию?"

Ну вот, если б действительно тогда, в середине 36-го, собрался, то пока то да сё, да оформление документов — как раз бы в 37-м бы и приехал. Как говорится, добрый день, веселый час, рады видеть вас у нас... Что бы увидел? что понял? Без языка, не имея возможности ни газеты читать, ни с людьми свободно разговаривать, ни передвигаться без сопровождающих. Ну, это уже другая тема.

UPD Подумала — а что если "poema" в письме переводится не как "стихотворение", а именно как "поэма"? Такой перевод тоже ведь возможен; более того, насколько я помню, первое значение у этого слова именно такое. Но тогда о чем может идти речь? Сразу в голову приходит "Плач по Санчесу Мехиасу". Но что-то как-то сомнительно. А если не "Плач", то как-то я и не соображу, что еще Альберти мог назвать словом "поэма"...

@темы: фото, друзья, письма

---

Смотрела сейчас английскую "Бернарду Альбу", сверяя по оригиналу на предмет того, много ли порезали и исказили (совсем немного, пару-тройку сцен аккуратно подсократили) — и в первый раз в жизни слова Аделы (ближе к концу третьего действия, в разговоре с Мартирио): "He visto la muerte debajo de estos techos y he salido a buscar lo que era mío, lo que me pertenecíа" — вызвали какую-то смутную ассоциацию, к-рую я никак не могла поймать за хвост. Пошла посмотреть русский перевод. "Под этой крышей я была заживо похоронена, и я вышла из могилы взять от жизни свое, взять то, что мне принадлежит". Ну тут уж как уж было не узнать.

Вот клянусь — у переводчика Н. Наумова ассоциация была той же самой. Только он-то ее поймал и еще и усилил — так, что она стала уже менее смутной. Если в оригинале дословно "Я видела смерть под этой крышей и вышла искать то, что было моим, то, что мне принадлежало" — то по-русски уже "похоронена заживо" и не просто вышла, а вышла из "могилы".

Но меня из тесноты могильной
Некий рок к живущим шлет назад...
...Молодую страсть
Никакая власть,
Ни земля, ни гроб не охладят!

Интересно всё-таки, действительно ли переводчик в тексте это углядел.

Но вот что на самом деле безумно интересно — правильно ли он углядел. То есть у автора-то была ли эта ассоциация? Может, она была подсознательная?

Кстати, ведь там, в "Коринфской невесте", сестра в качестве соперницы тоже фигурирует:

"Мне не быть твоею, отрок милый,
Ты мечты напрасной не лелей,
Скоро буду взята я могилой,
Ты ж сестре назначен уж моей;
Но в блаженном сне
Думай обо мне,
Обо мне, когда ты будешь с ней!"

И — "Этот отрок именем Венеры был обещан мне от юных лет" — "то, что было моим, то, что мне принадлежало"...

А английский фильм тут.)

@темы: пьесы

---

Страница из журнала "Стихи и проза".

В нижнем правом уголку —

ESCUELA

MAESTRO

¿Qué doncella se casa
con el viento?

NIÑO

La doncella de todos
los deseos.

MAESTRO

¿Qué le regala
el viento?

NIÑO

Remolinos de oro
y mapas superpuestos.

MAESTRO

Ella ¿le ofrece algo?

NIÑO

Su corazón abierto.

MAESTRO

Decid cómo se llama.

NIÑO

Su nombre es un secreto.

(La ventana
del colegio
tiene una cortina
de luceros.)


ШКОЛА

У ч и т е л ь

Кто замуж выходит
за ветер?

Р е б е н о к

Госпожа всех желаний
на свете.

У ч и т е л ь

Что дарит ей к свадьбе
ветер?

Р е б е н о к

Из золота вихри
и карты всех стран на свете.

У ч и т е л ь

А что она ему дарит?

Р е б е н о к

Она в сердце впускает ветер.

У ч и т е л ь

Скажи ее имя.

Р е б е н о к

Ее имя держат в секрете.

(За окном школы — звездный полог.)

Когда смотришь прижизненную журнальную публикацию, бросается в глаза интересная деталь. В современных книжных испанских изданиях (не скажу за все, разумеется, но в двух-трех я видела) концовка этого стихотворения — последнее предложение — разбивается на две строчки и печатается курсивом (при том, что весь текст стихотворения — прямым шрифтом), к тому же мелким кеглем. Вот так это выглядит (за исключением размера шрифта, здесь я не смогла его уменьшить).


Escuela

MAESTRO

¿Qué doncella se casa
con el viento?

NIÑO

La doncella de todos
los deseos.

MAESTRO

¿Qué le regala
el viento?

NIÑO

remolinos de oro
y mapas superpuestos.

MAESTRO

Ella ¿le ofrece algo?

NIÑO

Su corazón abierto.

MAESTRO

Decid cómo se llama.

NIÑO

Su nombre es un secreto.

(La ventana del colegio tiene
una cortina de luceros.)

В русском переводе (Овадия Савича) это и вовсе одна строка: "За окном школы — звездный полог". И печатается она тоже курсивом (как я выше и воспроизвела).

То есть и в том и в другом случае эта концовка выглядит как бы выключенной из основного текста стихотворения, отделенной от него. Но ничего подобного, как можно увидеть, не было в первой, журнальной, публикации 27-го года. Никаким другим шрифтом — другим кеглем, другим начертанием — эта последняя фраза не выделялась. И, кроме того, она была разбита на четыре строчки — то есть выглядела (и являлась) не чем-то отдельным, а частью всего стихотворения.

(La ventana
del colegio
tiene una cortina
de luceros.)

Почему в позднейших изданиях эту часть графически отделяют от остального текста — совершенно не понимаю. Тем более что имеется ведь не только прижизненная публикация, но и сама рукопись, которая со всей несомненностью подтверждает, что "Стихи и проза" тогда, в 1927-м, воспроизвели авторское написание совершенно точно.

Вот тут ее можно посмотреть, рукопись, перейдя на страницу 4, в самый конец.

Журнал, который редактировали Хорхе Гильен и Хуан Герреро, вообще к стихам Лорки относился бережно. В одном из писем (от 9 марта 1927) Л. благодарит Герреро за то, что тот помог ему с перепечаткой стихов: "Мой милый Хуан Герреро! Я получил твое письмо и прекрасно перепечатанные стихи. Один экземпляр посылаю тебе назад. Я был просто растроган тем, с какой любовью всё было сделано — такие чудесные лиловые буквы! Спасибо! Ты и Гильен — у меня нет друзей лучше вас". (Перевод Н. Малиновской.)
Про лиловые буквы — прелесть.) Значит, у машинистки, которой были отданы на перепечатку стихи, в машинке стояла лиловая лента. В этом правда есть что-то трогательное.))

@темы: стихи, публикации, рукописи

---

Sevilla para herir

Как говаривали старинные андалузцы,

Коль утрачена отчизна, на земле ты вечный странник.
Навсегда простясь с Севильей, где приют найдешь, изгнанник?
Ни в прошедшем, ни в грядущем не найдешь ты утешенья,
Ни в заботах, ни в веселье ты не почерпнешь забвенья…



Севилья — башенка
в зазубренной короне.

Севилья ранит.
Кордова хоронит.

Севилья ловит медленные ритмы,
и, раздробясь о каменные грани,
свиваются они, как лабиринты,
как лозы на костре.

Севилья ранит.

Ее равнина, звонкая от зноя,
как тетива натянутая, стонет
под вечно улетающей стрелою
Гвадалквивира.

Кордова хоронит.

Она смешала, пьяная от далей,
в узорной чаше каждого фонтана
мед Диониса,
горечь Дон-Хуана.

— Севилья ранит.
Вечна эта рана.

Как говаривал один более поздний андалузец в переводе А. Гелескула.

@темы: видео, стихи, музыка, Al-Andalus

---

Город снится с упорством, достойным, ей-богу, лучшего применения.

Здравствуй-здравствуй, колокол в лазури,
тихий плеск фонтанов знаменитых,
нежный свет фонариков вечерних
да ажур решеточек балконных.
Здравствуй-здравствуй, пчелка золотая
в утреннем садочке апельсинном,
зернышко граната на ладони —
алый уголек из преисподней.

@темы: Гранада, стишок, сны и сонные видения

---

С Кончей.

Так мало ее, что каждое фото — драгоценность. Да, собственно, и всех их мало.

Это где-то, навскидку, 16-й — 17-й. То есть ей тут 13-14.
Жалко, что глаза опустила. Но и так видно, как с братом похожи. Один тип — простонародный: круглолицые, скуластые.

Два брата и две сестры были похожи перекрестно: брат с сестрой и брат с сестрой. О двух линиях сходства в семье пишет Франсиско Гарсиа Лорка:

"...в семье было две ярко выраженные линии сходства; в нашем поколении они повторились, это видно по фотографиям.
Обе линии сходства берут начало от наших дедушки и бабушки. Облик дедушки Энрике повторился в нашем отце... в дедушку пошли Федерико и сестра Конча... У них у всех открытые, веселые, жизнерадостные лица, более простые и, возможно, более милые, чем у остальных. Другой облик, с чертами более тонкими, сдержанными, благородными, как у дяди Энрике, унаследовавшего их от бабушки, особенно любил наш отец. По словам тети Исабель, такой была и наша младшая сестра" — и сам автор, о чем он, конечно, писать не стал.)

Собственно, эти две линии хорошо видны вот здесь:



Слева Федерико, обнимающий мать, и Конча — справа Франсиско и Исабелита у него на коленях. Это явно тот же год, что на первом снимке. А может быть, и тот же день — судя по тому же самому галстуку и той же самой рубашке у Лорки и еще по кругленькой заколке у Кончиты (кусочек этой заколки, если приглядеться, можно и на том снимке увидеть).

@темы: фото, семья

---

В 2001 году в этот день мы были на Оке, в пансионате, где отдыхаем летом. (Чаще всего мы ездим туда в августе, но тогда вот выбрались в начале июня.)
И целый день, с самого утра, я ходила с одной мыслью: ведь первый же день рождения Л. в новом тысячелетии! ведь надо же это как-то отметить! И не могла придумать, как — как достойно это отпраздновать. Вот уж и долгий этот день кончался, а я так ничего и не надумала.

Вечером мы с мужем пошли гулять с собакой на луг у речки Вашаны. Муж остановился поиграть с Кариной, а я пошла дальше вдоль реки. Шла и всё думала, что вот и кончается это первое 5 июня третьего тысячелетия. И хотелось бы в этот день чего-то такого... такого...

Прямо на этой мысли я вошла в... не знаю, какими словами будет точнее выразить... я вошла — в соловьиный гром. Там ивы растут у реки, на обоих берегах, классически склонившись над водой. И вот в этих ивах — я не знаю, сколько их было, птиц. Уже темнело, их было не разглядеть.

Это был именно гром — мощная звуковая волна, и я находилась в самом ее центре. Иногда эта волна на секунду как бы опадала, и тогда можно было расслышать отдельные трели и прочие ихние соловьиные пощелкивания и свисты, но тут же звук нарастал, и опять всё звенело слитно — и еще громче, чем прежде. Казалось, рвался, гремел и звенел сам воздух.

Подбежала собака, подошел муж, начал что-то говорить — я засмеялась и показала, что не слышу: невозможно было ничего расслышать. Махнула ему рукой — мол, идите домой, я попозже приду. Они ушли, а я осталась стоять там под ивами, неподвижно, закрыв глаза, омываемая этой соловьиной волной, этим ликующим, захлебывающимся, всё мощней и мощней нараставшим громом...

Каждый день, пока мы не уехали, я под вечер ходила туда, на луг, к реке, — но ничего даже близко похожего больше не было. То есть соловьи пели, иногда поодиночке, иногда перекликалась пара-тройка — но это и всё.

Что ж, я считаю, первый день рождения Ф. Гарсиа Лорки в новом тысячелетии был отмечен самым достойным образом.))

Потом уже где-то у Брема прочитала, что он слышал подобные соловьиные концерты, в которых участвовали десятки исполнителей, и что передать впечатление от этого просто невозможно. Слышал он их в Испании.

...А сегодня Федерико Гарсиа Лорке — 116 лет. И это, в общем-то, не так уж много.

@темы: день рождения

---

Ты и понятия не имеешь, как мне хочется повидаться с тобой и с Тереситой и с Клаудио. Я ведь их, наверное, и не узнаю. (Из письма Хорхе Гильену от 24 марта 1928 года.)

А таких бы узнал?



Клаудио и Тереса Гильен с отцом, 1982 год.
Две последних циферки местами поменялись: 28 — 82.

Клаудио уже семь лет нет на свете (хотя он был младше сестры), а Тересите в этом году 91. В феврале она передала несколько десятков отцовских писем в Национальную библиотеку Испании. (Вот тут про это.)

...Песенку про плачущих ящерок, которые потеряли обручальное колечко, посвященную "мадемуазель Тересите Гильен" (мадемуазель, очевидно, потому что мать была француженкой), поют и рисуют на все лады. У меня эти всяческие ящерицы тут уже были, и вот еще одна.

Такой вроде бы не было.

@темы: картинки, фото, друзья

---

Наконец-то сделала то, что давно хотела: список журнальных публикаций в хронологическом порядке. Может, кто-то такое уже делал, но я нигде не видела. Пришлось самой трудиться.) Зато теперь всё по полочкам — по годам и по журналам.

Публикации только прижизненные и журналы только испанские (за исключением двуязычного издания под названием "1616", к-рое выходило в Лондоне). К названиям некоторых журналов добавлена краткая информация: кто и где издавал. Еще я решила упоминать о посвящениях к стихам: иногда журнальные публикации не содержат посвящений, которые есть в книжных изданиях, а иногда наоборот.

В общем, вот.)

ÍNDICE (Revista mensual, director Juan Ramón Jiménez)

1921, 2 — El jardín de las morenas (fragmentos): Pórtico, Acacia, Encuentro ("María del Reposo..."), Limonar ("Limonar. Momento de mi sueño").

1921, 3 — Suite de los espejos: Símbolo, El gran espejo, Reflejo, Rayos, Réplica, Tierra, Capricho, Sinto, Los ojos, "Initium", «Berceuse» al espejo dormido, Aire, Confusión, Remanso ("Buho deja su meditación...").

1922, 4 — Noche (Suite para piano y voz emocionada): Rasgos ("Aquel camino sin gente..."), Preludio, Rincón de cielo, Total ("La mano de la briza..."), Un lucero, Franja, Una ("Aquella estrella romántica..."), Madre, Recuerdo, Hospicio, Cometa, Venus, Abajo, La gran tristeza.

AMBOS (Revista literaria, Málaga)

1923, marzo, 1 — Madrigal ("Mi beso era una granada...").

HORIZONTE

1923, 5 — Baladilla de los tres ríos (Popular).

LITORAL (Málaga, directores Emilio Prados, Manuel Altolaguirre, José María Hinojosa)

1926, noviembre, 1 — Romances gitanos (San Miguel, Prendimento de Antoñito el Camborio, Preciosa y el aire).

1927, octubre, 5, 6, 7 — Muerto de amor (sin dedicación).

LA GACETA LITERARIA (director Ernesto Giménez Caballero)

1927, marzo, 5 — La sirena y el carabinero.

1929, enero, 50 — Degollación de los inocentes.

VERSO Y PROSA (Boletín de la Joven Literatura, Murcia; directores Juan Guerrero y Jorge Guillén)

1927, abril, 4 — Canción de noviembre y abril, Cazador, Murió al amanecer, Remansos (Diferencias ("Cipres. Agua estancada"), Variación, Sigue, Remansillo, Candión obscura ("Golpean rayos de luna"), Media luna); Viñetas flamencas (con la dedicación a Antonio Luna): Adivinanza de la guitarra, Candil, Malagueña, Memento, Crótalo, Baile (Grabado propiedad de José Bergamín).

1927, julio, 7 — Romance (De la luna de los gitanos).

1927, agosto — 8, Estampa del cielo, Tres historietas del viento.

1927, septiembre, 9 — Escuela.

MEDIODÍA (Revista de Sevilla)

1927, junio-julio, 7 — Romance con lagunas (con la dedicación a Jean Cassou).

CARMEN (Revista chica de poesía española, director Gerardo Diego, Real Instituto de Jovellanos, Gijón)

1928, enero, 2 — Emplazado (sin dedicación a Aladrén).

1928, marzo, 3-4 — Soledad ("Soledad pensativa...").

GALLO (Revista de Granada)

1928, febrero, 1 — Historia de este gallo.

1928, abril, 2 — La doncella, el marinero y el estudiante.

LOLA (suplemento de CARMEN)

1928, junio, 6,7 — Friso (Tierra, Cielo, Canción tonta, Estampa del cielo, Macho cabrío).

HÉROE (poesía), impresores Concha Méndez y Manuel Altolaguirre, Madrid

1932, 1 — Vals en las ramas.

1932, 2 — Canción ("Por las ramas de laurel...", con la dedicación "A Claudio Guillén, niño en Sevilla").

1932, 4 — "Si, tu niñez ya fabula de fuentes", sin título, sin epígrafo.

1932?, 6 — Poema ("Hay un raíz amarga", con la dedicación a Luis Cernuda).

1933, 5 — "Flor de jazmín y toro degollado" (sin título).

RESIDENCIA

1932, octubre, 4 — La imagen poética de don Luis de Góngora .

LOS CUATRO VIENTOS

1933, febrero, 1 — Oda al rey de Harlem (con la dedicación "A Bebé y Carlos Morla").

1933, junio, 3 — El Público (De un drama en cinco actos: Reina romana (sic!); Cuadro quinto ("En el centro de la escena una cama de frente y perpendicular, como pintada por un primitivo, donde hay un desnudo viejo, coronado de espinas azules").

1.616 (English and spanish poetry, London, impresores Concha Méndez y Manuel Altolaguirre)

1934, 1 — Vals vienés.

1935, 7 — Paisaje con dos tumbas y un perro asirio.

1935, 8 — Omega.

1935, 8 — Chinese song in Europe (Traducción de Stanley Richardson).

NORESTE

1935, verano, 11 — Paisaje de la multitud que vomita.

1935, otoño, 12 — Casida de la rosa (con la dedicación "Para Ángel Lázaro", del libro Diwan del Tamarit).

CABALLO VERDE PARA LA POESÍA (director Pablo Neruda, impresores Concha Méndez y Manuel Altolaguirre)

1935, octubre, 1 — Nocturno del hueco.


Вот этот сайт был мне в огромную помощь.

@темы: публикации

---

Стихи на испанском.

Romance

Entre anoche y este día
hay una frontera vaga,
cual suspiro entre dos labios
que estrecho se dilatara.
Esta hora, este suspiro,
no retrocede ni avanza:
a mi derecha, a mi izquierda,
como si fueran dos alas,
se despliegan infinitas
sus eternidades pálidas.
Eternidades que están
atravesando mi alma,
que si no muere está herida
por la primer luz del alba.
Ya nada importa que el sol
calcine estepas sembradas,
o haga florecer destellos
en las llanuras del agua,
que mi vida se detuvo
en aquella madrugada,
espuma de luz y sombra,
momento que no se acaba.
Aquí lo tengo presente,
aquí reluce su raya,
barandal por donde miro
el abismo de la nada,
gris horizonte que borra
lo que yo más adoraba.
Quien murió vive entre brumas
en la niebla de mis lágrimas.

Manuel Altolaguirre

Опубликовано в нерудовском Caballo verde para la poesía, в последнем номере — за январь 36-го.

...gris horizonte que borra
lo que yo más adoraba.

@темы: стихи, друзья

---

Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича...


Двухтомник 1975 года, перевод Н. Горбаневской:

*
Суха земля,
тиха земля
ночей безмерных.

(Ветер в оливах,
ветер в долинах.)

Стара земля
дрожащих
свечек.
Земля
озер подземных.
Земля
летящих стрел,
безглазой смерти.

(Вихрь в полях,
ветерок в тополях.)

БВЛ-овские "Испанские поэты ХХ века", 1977 год, перевод М. Самаева:

* * *
Земля,
сухая от зноя,
и небо ночное.

(Ветер оливок
и взгорий.)

Земля,
древний край
плошек
и горя.
Земля — потайных водоемов
вовек не измерить.
Земля
стрел и незрячей
смерти.

(Ветер по-над дорогой,
тополий ветер.)

Двухтомник 1986 года, перевод Н. Ванханен:

*
Земля суха,
земля тиха,
земля
бездонных ночей.

(Ветер олив
и ветер нагорий.)

Стара
земля
свечей
и горя.
Земля
глубинных криниц.
Земля
запавших глазниц,
стрел над равниной.

(Ветер, путь без границ,
ветер, шум тополиный.)

Ну и теперь, собственно, —

Poema del cante jondo, 1921, Federico García Lorca:

*
Tierra seca,
tierra quieta
de noches
inmensas.

(Viento en el olivar,
viento en la sierra.)

Tierra
vieja
del candil
y la pena.
Tierra
de las hondas cisternas.
Tierra
de la muerte sin ojos
y las flechas.

(Viento por los caminos.
Brisa en las alamedas.)

Эту неслыханную простоту переводить, понятное дело, сложней всего. И всё-таки...

Начало практически идеально у Горбаневской:

Суха земля,
тиха земля
ночей безмерных.

Но дальше у нее —

(Ветер в оливах,
ветер в долинах.)

Долины вместо гор, конечно, никак не годятся.

У Самаева горы имеются:

(Ветер оливок
и взгорий.)

Но эти "оливки" режут глаз. В оригинале ведь не плоды оливкового дерева, а деревья оливы, olivar — оливковая роща, "ветер в оливковой роще".

То есть это место лучше всего у Ванханен:

(Ветер олив
и ветер нагорий.)

(Хотя первая строчка точнее у Горбаневской: у нее ветер именно В оливах — en olivar.)

Далее у Горбаневской —

Стара земля
дрожащих
свечек.
Земля
озер подземных.

У Лорки не свечки, у него candil — светильник, лампада, масляная лампа. И эпитета к этому candil у него никакого нет. Но это еще ладно. Гораздо хуже, что у Горбаневской вообще пропало — как и вовсе не бывало — слово "la pena" — страдание, боль, горе:

Tierra
vieja
del candil
y la pena.

А уж что-что, а это в переводе никак бы исчезать не должно. Это важное слово.) И особенно важное в книге, которая называется "Поэма о канте-хондо".

У Самаева:

Земля,
древний край
плошек
и горя.

Эти самые "плошки" точнее, чем "свечи" двух других переводчиков. Но всё-таки, наверное, они не совсем понятны читателю, плошки эти — непонятно, что имеются в виду масляные светильники. Да и слух они режут.)

Так что ванханеновское

Стара
земля
свечей
и горя —

наверное, всё-таки самый удачный вариант.

Далее.) Далее идет у Горбаневской

Земля
озер подземных.

У Самаева —

Земля — потайных водоемов
вовек не измерить.

У Ванханен —

Земля
глубинных криниц.

В оригинале — hondas cisternas, глубокие подземные водоемы.

Мне больше нравится, пожалуй, первый вариант, вариант Горбаневской.

А вот что касается следующих трех строк —

Tierra
de la muerte sin ojos
y las flechas —

то я бы взяла бы самаевское

Земля
стрел и незрячей
смерти,

заменила бы "незрячей" на "безглазой" из Горбаневской — и получилось бы вот прямо то что надо. Потому что у Л. не просто "незрячая", а именно "безглазая" — sin ojos. Почему в таком случае не предпочесть прямо уж Горбаневскую? Потому что у Горбаневской к стрелам появился эпитет "летящие", а Самаев никаких эпитетов не придумывает.)
Вариант Ванханен я даже не рассматриваю: у нее смерть не упоминается вообще — "безглазая смерть" трансформировалась в "запавшие глазницы". А они, по-моему, вовсе не обязательно подразумевают смерть — или, если и подразумевают, то образно, намеком. В оригинале же она называется прямо, и я не думаю, что от этого нужно уходить.

Ну и последние две строки, рефрен:

(Viento por los caminos.
Brisa en las alamedas.)

Интересно, что в предыдущем рефрене слово viento — ветер — употребляется дважды, повторяется:

(Viento en el olivar,
viento en la sierra.)

А в последних строчках — нет. Здесь разные виды ветра: viento и brisa. В переводе эту разницу отражает только Горбаневская:

(Вихрь в полях,
ветерок в тополях.)

Она даже усиливает ветер до вихря — так еще резче видна разница с "ветерком".

У двух других переводчиков — ветер и ветер:

(Ветер по-над дорогой,
тополий ветер)

у Самаева,

(Ветер, путь без границ,
ветер, шум тополиный)

у Ванханен.

Но Горбаневская "дороги" заменяет на "поля". А дороги же всё-таки хочется чтобы были.)

Что касается размера — или, лучше сказать, ритма, то он, кажется, точнее всего передан Ванханен (хотя местами ближе у Горбаневской). Самаев, судя по всему, не ставил перед собой задачу точно его воспроизвести.

В общем, вот какая у меня получается, можно сказать, химера:

Суха земля,
тиха земля
ночей безмерных.

(Ветер олив
и ветер нагорий.)

Стара
земля
свечей
и горя.
Земля
озер подземных.
Земля
стрел
и безглазой смерти.

(Ветер по-над дорогой,
тополий ветер.)


Ну ведь хорошо же.))) *любуется*

@темы: переводы

---

Пако Ибаньес в "Олимпии" исполняет "Песню всадника".



Перед исполнением предупредив французов, что Лорка непереводим.)

Хха.(с) Непереводим.

Под луною черной
запевают шпоры
на дороге горной...

(Вороной храпящий,
где сойдет твой всадник, непробудно спящий?)

...Словно плач заводят.
Молодой разбойник
уронил поводья.

(Вороной мой ладный,
о как горько пахнет лепесток булатный!)

Под луною черной
заплывает кровью
профиль гор точеный.

(Вороной храпящий,
где сойдет твой всадник, непробудно спящий?)

На тропе отвесной
ночь вонзила звезды
в черный круп небесный.

(Вороной мой ладный,
о как горько пахнет лепесток булатный!)

Под луною черной
смертный крик протяжный,
рог костра крученый...

(Вороной храпящий,
где сойдет твой всадник, непробудно спящий?)


А так вообще-то конечно непереводим, кто ж спорит.))

Bandolero.

Этот молодой разбойник — он как бы немножко фавн?)

(Рисунок был опубликован в третьем номере журнала "Литораль", в марте 27-го.)

@темы: переводы, стихи, рисунки, музыка, А.М.

---

Вот щас здесь будет песня! Это уж песня так песня! Это смело можно сказать — песня.



Я считаю, этою песней я достойно отметила 110-летие С. Дали, к-рое произошло 11 мая.

Сальвадор Дали, автопортрет, 1926.

Ф. Гарсиа Лорка, "Поцелуй", 1927.

@темы: Дали, рисунки, даты

---

Ссылка на видео.

Лаура Гарсиа-Лорка де лос Риос — о своих родителях и бабушке, об их жизни в Америке. О том, как нелегко им далось решение вернуться, как они спорили об этом. (От себя добавлю, что другая часть семьи, донья Висента, Конча с детьми и Исабель, вернулись домой еще в 1951-м, и, конечно, это тоже подталкивало дона Франсиско к отъезду в Испанию.) Окончательное решение об отъезде они приняли в 66-м.

Лаура говорит о том, каким долгим было изгнание, и, очевидно, самыми тяжкими были первые десять лет — они должны были казаться бесконечными. Еще о том, как важна была для ее родителей их педагогическая деятельность, их идеи. И о самых разных людях, с которыми они познакомились там, в Америке, которые приходили в их дом...

И о той боли, с которой приходилось жить — сживаться (convivir).

А начинает она (начинается эта запись) с того, что отец ее был человеком замкнутым, сдержанным в проявлении чувств, а мама и бабушка (Глория Хинер) — веселыми от природы.

От природы ее отец тоже был еще какой веселый.



С 1:00:17 до 1:00:30 Пакито Гарсиа Лорка сидит за столиком в кафе, потом улыбается в камеру, потом смеется с дамами.

...Тебе, Природа, верю как и прежде,
и дай мне мир на краткие мгновенья,
дай передышку страхам и надежде,
крупинку счастья, океан забвенья.

Это мачадовское у меня как-то давно и прочно с ним, с доном Франсиско, связано. Там в оригинале не "счастье", а как раз "веселье, радость": un grano de alegría, un mar de olvido...

@темы: видео, семья, la muerte

---

Было лето 1926 года. Я жил в Гранаде среди черных смоковниц, колосьев и водяных венчиков, владея целым коробом радостей, дружил с розами... (30 ноября 1933 г., из пояснений к "Чудесной башмачнице", опубликованных в аргентинской газете "Ла насьон", перевод Н. Малиновской.)

Я не видела этого текста в оригинале, но Лесли Стэйнтон в своей книге цитирует это прелестное про дружбу с розами следующим образом: I felt I was the intimate friend of all the roses in the garden: "Я чувствовал себя близким другом всех роз в саду" — и в таком виде оно еще прелестней. Обратным переводом — amigo íntimo de todas las rosas en el jardín...

@темы: пара строк

---

А что, ничего так каудильо получался. Вполне так... в общем, вполне себе каудильо.

А вот усы скульптору не шли совершенно и абсолютно. Зачем он их стал носить? К чему?

Кольца обручального нет (насколько я помню, испанцы, как и мы, на правой руке носят). Ну, фото, скорее всего, начала сороковых, а с Элинор он развелся в 39-м. Недолго прожили, восемь лет. А если б не развелись — прожили бы 13. Тоже не очень много.

Sin encontrarse.
Viajero por su propio torso blanco,
así iba el aire...

Зов без ответа.
Бродячий узник собственного тела,
Таким был облик ветра.

Луна над головою
внезапно превратилась в конский череп,
и воздух вызрел черною айвою.

В пустой оконной раме
рассыпала свои бичи и звезды
борьба воды с песками.

И видел я, как травы шли на приступ,
и бросил им ягненка — и ягненок
заплакал на зубах у стрелолиста.

Взъерошивая перья и скорлупки,
внутри повисшей капли
кружился прах растерзанной голубки.

И, не меняя цвета,
отары туч лениво наблюдали
единоборство камня и рассвета.

А травы шли. Все ближе и все ближе.
Любовь моя, они вспороли небо
и, как ножи, царапают по крыше.

Любимый мой (да простит меня переводчик), дай руки! Мы в осаде.
По рваному стеклу разбитых окон
кровь разметала слипшиеся пряди.

Одни лишь мы, любовь моя, остались.
Отдай же свой скелет на волю ветра.
Одни лишь мы, любовь моя, остались.

На волю ветра, сирый мой ребенок!
Найдем, любовь, найдем, пока не поздно,
хоть тени наших лиц непогребенных!
(А. Гелескул)

@темы: фото, стихи, Аладрен

---

Gitanillo de Triana

Совершенно случайно наткнулась (а специально бы и искать не стала: в голову бы не пришло, что такая запись могла сохраниться).



Линчевский Цыганенок из Трианы.

Карлосу Морле Линчу

Гранада, вторая половина августа 1931 г.

Милый Карлос!
Какое несчастье! Целый день думаю о тебе. И все наши. Когда я передал маме слова Цыганенка, она заплакала, а старуха-андалузка, швея, запричитала: "Сердечко мое, сынок мой! Вот и взяла тебя на небо Богородица!"
Все мы очень горевали, а как ты страдал, могу себе представить; всей душой я понимаю тебя, я знаю, что это такое, когда тебе больно, а другим непонятно и даже невдомек, что есть такая боль.
Тонкие нити-паутинки тянутся от человека к человеку, но потихоньку они крепнут, превращаются в проволочки, а после в стальные прутья. Приходит смерть, ломает их — и остается на месте нити кровавая рана.
Знай, я всегда помню о тебе и хотел бы сейчас быть рядом и обнять тебя — со всей нелепой нежностью, на которую способно мое сердце. Нежность идет из глубин, она в крови, а глупость (о милая глупость, божественная детская слюнка!) из души, потому что самое глупое в нас — это душа.
Я хочу, чтобы ты нашел в себе силы, мне больно думать, что ко всем твоим горестям добавилась еще одна. Есть же предел тому, что может вместить сердце, даже такое большое и чуткое, как твое. Да смилостивится над тобой Господь и Святая Дева, заступница тореро, израненная, как бык на арене, та, что забирает к себе таких, как Цыганенок, — самых лучших, самых красивых.
...........
Прощай, Карлитос. Обнимаю тебя.
Пиши мне.
Федерико


"Лорка вспоминает о словах, сказанных Цыганенком Карлосу Морле Линчу в их последнюю встречу: "Надо будет рассказать Богородице, как ты был добр со мной" — Н.Р. не написала в комментарии, когда была эта последняя встреча. Очевидно, уже в больнице, и, может быть, Франсиско уже понимал, что умирает.
Он умер 14 августа, а ранен был 31 мая — так долго боролся за жизнь. Ему было 26.

Что за отношения были у них с Линчем, я точно не знаю: любовная ли связь, влюбленность ли только со стороны Линча... Да это не так уж и важно. История туманна, но горе ясно.



Франсиско Вега де лос Рейес, Цыганенок из Трианы (Триана — район Севильи.)



"Цыганенок из Трианы — самый верный последователь школы Бельмонте" (Хуан Бельмонте — один из самых знаменитых тореро первой половины века).



"В память о легендарном матадоре Франсиско Вега де лос Рейес, Цыганенке из Трианы, 1904-1931, достойном человеке и великом артисте, смертельно раненном в Мадриде быком по кличке Фандангеро".

@темы: видео, фото, друзья, письма