19 августа 1936

Сначала казалось, что спрятаться можно —
за дождем или в складках теней.
Но внезапно включили луну,
чтоб устроить рифму к слову "напрасно".
И дождь
стал прозрачным — каким же еще быть дождю?
А что до теней,
то они словно псы по земле распластались,
встречая хозяйку.

Это час,
когда даже сама пустота — недоступная роскошь,
у нее хоть название есть: "пустота".
Надвигается то, чему имени нет,
от чего убегают размеры и рифмы,
чтобы где-нибудь тешить других.
Видно, вправду никак
не вернуться в то время, когда нам казалось, что спрятаться можно:
за слезами, за горем, за памятью — там, за рекой, за горами...

Больше нет ничего. Это час, когда нет ничего.
В том числе, нет и смысла в старинном
"прощай".

@темы: стишок, la muerte

---

Окрестности Фуэнте-Вакероса.

Это конец июля.
Вот пусть бы он так и оставался, июль. И никогда не наступал проклятый месяц август.

@темы: Фуэнте-Вакерос

---

Хосе де Сирии и Эскаланте и Мельчору Фернандесу Альмагро, Аскероса, июль 1923 г.

"Дорогие мои Пепито и Мельчорито!
........
Вы себе и представить не можете, как я люблю вас и вспоминаю о вас.
Я сочинил "Сад лунных померанцев" и собираюсь работать над ним все лето, потому что меня не покидает неистребимая надежда, что он выйдет таким, каким я его видел. Я работал как в лихорадке двадцать дней и двадцать ночей, и это только для того, чтобы записать. Пейзажи там совершенно неподвижны, совсем без ветра, без ритма. Я замечал, что стихи убегали у меня из рук, и теперь застыли в сомнамбулической поэме. Мой сад — это сад возможностей, сад того, что не существует, но что могло и (иногда) должно было существовать, сад идей, которые не воплотились, и детей, которые не родились. Слова летали как бабочки, и я ловил их, одно за другим.
И еще я выдержал бой с моими (и всех поэтов) извечными врагами — Красноречием и Здравым Смыслом... Ужасающий бой, врукопашную, как битвы в "Песни о Сиде".
Если вы настоящие друзья, то ответите мне сразу же, сразу! И я пришлю вам какую-нибудь песню из того сада — "Песню о мальчике с семью сердцами" или "Жалобу немой девочки", кажется, они у меня получились.
.....

Пепито, работай ради бога! И отвечай мне сразу же!

Ваш Федерико"

Пепе Сириа ответил именно что сразу же, 31 июля. Он прислал (из своего родного Сантандера) открытку:

Querido Federico: recibo en esto momento tu carta, y no te puedes figurar la alegría que me ha dado. Reclamo que me envíes a la vuelta de correo los poemas prometidos. ... Los títulos son maravillosos, en ellos hay más poesía que en los libros de todos los poetas que ha habido en el mundo. Como esta semana no estén los versos en mi poder, me enfado para siempre.

"Дорогой Федерико, только что получил твое письмо, и ты не можешь себе представить, как оно меня порадовало. Я требую, чтобы ты мне прислал с обратной почтой обещанные стихи. ... Их названия чудесны, в них больше поэзии, чем во всех книгах всех поэтов, какие только есть на свете. Если на этой неделе стихи не будут у меня, я рассержусь навсегда".

Лорка, конечно же, не хотел, чтоб на него рассердились навсегда, и в начале августа отправил Хосе письмо (из Аскеросы):

"Дорогой Пепито!
С опозданием на несколько дней — вернувшись из долгого автомобильного путешествия — я получил твою открытку. Прими тысячу благодарностей за похвалы стихам, которых еще не читал.
Лето у меня выдалось лихорадочно-горькое; стихи осаждают меня — жить так невыносимо. И я решил заняться только моим "Садом лунных померанцев", а всё остальное оставить на потом. Вчера ко мне зашла пастушка Амарилис — обрамленная сонетами, она явилась из ночи, чтобы я воспел ее, — трепещущая, старенькая, в венке из бумажных роз. До меня она была у ультраистов, они же, как обычно, носились со своей Евой Грядущего, а ее просто не заметили... Мне стало так жалко ее... Я принял ее ласково, угостил кофе с молоком и обещал написать стихи — о том, как она бродит по лугу, где зацветают нарциссы и струится ручей, и поет, увенчанная светляками и цикадами. Если она придет к тебе или к Диего, примите ее хорошо — она ведь старенькая и может умереть не сегодня завтра. Прошу тебя — напиши ты эти стихи о старой Амарилис, а я тем временем кончу и выполю мой удивительный сад лунных померанцев.
Посылаю тебе несколько эстампов из "Сада", но только обещай не читать их никому — они еще не готовы. Ладно?
Никогда прежде слова не светились у меня таким фосфорическим светом, исполненным тайных мелодий и предназначений. Боязно браться за перо! А сколько радости доставляют мне наши старые поэты! Пепито, отвечай сразу же — напиши, как тебе мои бедные стихи. Только не читай их никому! Я должен теперь же публиковать "Сюиты" — и это мучит меня всё сильнее.
......
И напиши мне сразу же, и пришли свои стихи.
Прощай.

Твой поэт Федерико

Если после того, как я послал тебе столько стихов, ты мне не ответишь сразу же и не скажешь честно, что ты о них думаешь, я обижусь и никогда ничего тебе не посвящу.
Как жалко, что не могу послать тебе весь "Сад" целиком!"
(Все письма Лорки — в переводе Н. Малиновской.)
.......

Среди стихов, которые Л. послал в этом письме, например, эти (в переводе А. Гелескула):

ПЕСЕНКА НЕРОЖДЕННОГО РЕБЕНКА

Зачем вы уплыть мне дали
к низовьям темных рыданий?
Зачем учился я плакать?
Мой плач такой уже старый,
что еле слёзы волочит
и скоро сгинет, усталый.
Кто взял себе мои руки,
во тьме безрукого бросил?
Они другому ребенку
послужат парою весел.
Кого мои сны смутили?
Я спал так тихо и мирно.
И сон мой изрешетили,
И мама уже седая.
Зачем уплыть вы мне дали
по темной глади рыданий?


БЕЛЫЙ ФАВН

Нестареющие нарциссы
усыпили седого фавна.

Непорочен был лоб широкий
под опаловыми рогами.

Укрощенным драконом солнце
к женским пальцам его ласкалось.

Уплывала любовь рекою,
бездыханных наяд качая.

Сердце фавна вбирало ветер
и дышало былой грозою.

И синела у ног сиринга —
семиструйный лесной родник.


ЧЕРНЫЕ ЛУНЫ

Над берегом черные луны,
и море в агатовом свете.
Вдогонку мне плачут
мои нерожденные дети.
Отец, не бросай нас, останься!
У младшего сложены руки...
Зрачки мои льются.
Поют петухи в округе.
А море вдали каменеет
под маской волнистого смеха.
Отец, не бросай нас!... И розой
рассыпалось эхо.


ЕЩЕ КАРТИНКА

Сеньориты былого
бродят замершим садом —
те, кого не любили,
с кавалерами рядом.
Кавалеры безглазы,
сеньориты безгласны;
лишь улыбки белеют,
словно веер атласный.
Словно в дымке, где розы
сплошь от инея седы,
монастырские свечи
кружит марево бреда.
Бродит сонм ароматов,
вереница слепая,
по цветам запоздалым
невесомо ступая.
На раскосых лимонах
блики мертвенно-серы.
Свеся ржавые шпаги,
семенят кавалеры.

...Через год, в конце июля 1924-го, Лорка писал Мельчору Фернандесу Альмагро:

"Пепе Сириа так и стоит у меня перед глазами. Это почти кошмар. С каждым днем воспоминание ярче. Какой друг! Как жаль его! Трудно забыть. Но скажу тебе — пусть это останется тайной, — он не умер. Не знаю... но теперь я совершенно убежден, что он не умер..."

И в следующем письме Мельчору, во второй половине августа:

"Я дурно провел эти дни — хотел посвятить памяти нашего Сирии стихи — нежные и настоящие, но сколько ни бился, родник поэтического вдохновения молчал (а это редко со мной бывает). Вчера вечером в сумраке зябкой аллеи я спросил: "Пепе, отчего ты не хочешь моих стихов?" И едва не зарыдал. В итоге после десятидневных мучений в одну минуту родился сонет, который я тебе посылаю.

Я думаю вот что: мы должны причаститься Сирии и словно бы забыть. И, причастившись, радоваться, не помня имени его. Разве ты непрестанно вспоминаешь, что у тебя есть глаза? А ведь жизнь является тебе через них. Пусть наши мертвые станут кровью нашей, а помнить — не надо.

По временам меня охватывает странная радость, неведомая мне прежде. Самая печальная радость — быть поэтом. Всё остальное не в счет. Даже смерть".


НА СМЕРТЬ ХОСЕ ДЕ СИРИА-И-ЭСКАЛАНТЕ

Кто скажет теперь, что жил ты на свете?
Врывается боль в полумрак озаренный.
Два голоса слышу — часы и ветер.
Заря без тебя разукрасит газоны.

Бред пепельно-серых цветов на рассвете
твой череп наполнит таинственным звоном.
О, светлая боль и незримые сети!
Небытие и луны корона!

Корона луны! И своей рукою
я брошу цветок твой в весенние воды,
и вдаль унесется он вместе с рекою.

Тебя поглотили холодные своды;
и память о мире с его суетою
сотрут, о мой друг, бесконечные воды.

Это перевод М. Кудинова, а вот более поздний, Н. Ванханен:

В чьем ты промелькнул прощальном взоре?
О свеченье сумрака ночного!
Без тебя плывут по небу зори,
и с часами ветер спорит снова.

Над тобой кадит дурманом горя
куст жасмина пепельно-седого.
Человек и страсть! Memento mori.
Стань луной и сердцем небылого.

Стань луной, и в теплую стремнину
с проблесками красноперых рыбок
яблоко твое я сам закину.

Ты же там, где воздух чист и зыбок,
позабудь печальную долину,
друг, дитя джокондовых улыбок.

Хосе де Сириа и Эскаланте умер в июне 1924-го: за неделю сгорел от тифа. Ему был 21 год.

Я смогла найти только одно его фото.



После его смерти друзья издали сборник его стихов — в том же 1924-м. Считается, что он принадлежал к ультраистам (это испанское авангардистское течение тех лет).

Здесь есть небольшая подборка его стихотворений. Последнее прямо лоркианское.)


ALBA

Zumo de luna en la estancia

Los poemas aun no nacidos
gimen
bajo la lámpara

Y mis recuerdos en corro
dicen la buenaventura
a las estrellas ancladas

El silencio en el espejo naufraga

De mis párpados volaron
las mariposas del alba
y mis lágrimas
dormidas
ruedan hacia la mañana

Nubes blancas en hilera
momias de mis horas cándidas
Y un lucerito extraviado
camino de la Vía Láctea


В 2003-м университет Сантандера выпустил издание, в котором собраны не только стихи, но и проза. Тут можно посмотреть на обложку и почитать большую вступительную статью — как раз в конце интересно рассказывается о лоркианском сонете, в том числе приводятся варианты последней строки. Тот, который в конце концов остался, — самый лучший. Самый нежный, самый поющий. Delicado Giocondo, amigo mio...

@темы: переводы, стихи, друзья, письма

---

В среду, 29 июля, в Гранаде наконец-то открыли Центр Лорки.

Его открытие откладывалось несколько лет, всё никак не могли его достроить из-за финансовых проблем. Ну, всё-таки вот этот затянувшийся процесс завершился.

Хотя и сейчас завершился он еще не совсем.) Само здание открылось, но фонды — документы, рукописи — пока еще находятся в Мадриде, в архиве Студенческой Резиденции. Когда это всё (там 5000 рукописей Лорки и 3000 — других авторов) перевезут в новый Центр, в Гранаду, точно неизвестно. Говорят, что осенью.
Осенью, в сентябре, в Центре начнется и культурная программа: выставки, концерты, спектакли...

Тут есть фотографии с открытия и видео Центра.

@темы: новости

---

Газета La Estafeta Literaria, декабрь 1957-го, интервью Хуана Рамиреса де Лукаса с Джорджо де Кирико.
Жаль, слишком мелко, не читается. Ну, тут достаточно уже самого факта.) Молодец aquel joven de la Mancha! Лорка, если б дожил, обязательно бы за него порадовался.



Воздействие поэзии на живопись чувствуется у Джорджо Кирико. Это редкий мастер. Многим обязанный кубизму, он называет свою манеру метафизической, стремясь через материю выразить нематериальное и, на мой взгляд, успешно справляясь с этой задачей.
От полотен Кирико веет тревогой, заброшенностью, ужасом. Чудесный французский поэт Жан Кокто сказал о нем: "Кирико — это место преступления, это время транса". Такую тоску излучают его холсты с их атмосферой зачарованности и гибели (два снимка). (Перевод Б. Дубина.)

Это из "Скетча о современной живописи", который Лорка в октябре 1928-го прочитал в Гранадском Атенее, на вечере, посвященном выходу первого номера журнала "Эль Гальо". Интересно, снимки каких картин Кирико показывал Лорка? Может быть, это были те самые фото, которые он просил прислать Себастьяна Гаша? За год до того вечера, в сентябре 1927-го, когда Л. готовил журнал, собирал для него материалы, он писал Гашу (своему другу, каталонскому художнику и художественному критику): "Статью присылай мне, в любое время. Хорошо бы дать и фотографии, какие ты сочтешь нужным. Хотя бы две. Лучше всего Пикассо, или Кирико..." (Перевод Н. Малиновской.)
Еще бы знать, прислал ли Гаш фото картин, и если да, то каких.

В лекции "Поэтический образ дона Луиса де Гонгоры" есть такая фраза: "Один Гонгора остается на призрачной площади, которую писал до него Ботичелли, а после — Джорджо Кирико..." (перевод Б. Дубина).

"Призрачная площадь", "место преступления", "тоска"... Ну вот, например:



И называется это "Тоскливое утро".

Еще зачарованных кириковских площадей:









Моя любимая "Тайна и меланхолия улицы":



Ну и собственно автор. За собственно работой.)



Это 1973-й, то бишь через 16 лет после того интервью.

---

"Поэт — не сочинитель стихов. Это, почти по Эйнштейну, материализованный сгусток энергии, не знаю — творческой, жизненной или космической, но такой, что она изменяет вокруг себя пространство, и чужие жизни в ее силовом поле тоже меняются, движутся иначе и проникаются ее излучением.
...я знал и знаю людей, которых поэзия Лорки изменила — разбудила, заставила видеть и чувствовать иначе, ярче и по-другому смотреть на жизнь и на смерть".

Анатолию Михайловичу Гелескулу сегодня исполнился бы 81 год.

ГАЗЕЛЛА О НЕЖДАННОЙ ЛЮБВИ

Не разгадал никто еще, как сладко
дурманит это миртовое лоно.
Не знал никто, что белыми зубами
птенца любви ты мучишь затаенно.

Смотрели сны персидские лошадки
на лунном камне век твоих атласных,
когда тебя, соперницу метели,
четыре ночи обвивал я в ласках.

Как семена прозрачные, взлетали
над гипсовым жасмином эти веки.
Искал я в сердце мраморные буквы,
чтобы из них сложить тебе — навеки.

Навеки: сад тоски моей предсмертной,
твой силуэт, навек неразличимый,
и кровь твоя, пригубленная мною,
и губы твои в час моей кончины.

@темы: переводы, стихи, даты, А.М.

---

18 июля 1936

Из воспоминаний Рафаэля Мартинеса Надаля:

"Упершись локтями в стойку, Федерико смотрел прямо перед собой и беспрерывно курил, неуклюже зажав в пальцах сигарету и неумело затягиваясь. Удивительно: Лорка, который много курил, вовсе не был похож на опытного курильщика. Всякий раз казалось, что он курит впервые в жизни.
В ту минуту, не меняя позы и тем же тоном, Федерико сказал:
— Рафаэль, эти поля будут устланы мертвецами.
Если бы вечером я не записал наш разговор, если бы тогда же не обсудил его слова с домашними, то сегодня всё это могло показаться моей выдумкой".

@темы: видео, la guerra

---

СОКРОВЕННАЯ БАЛЛАДА

Где оно, сердце того
школьника, чьи глаза
первое слово
по букварю прочитали?
Черная, черная ночь,
не у тебя ли?

(Как холодна
вода у речного
дна.)

Губы подростка,
которые поцелуй,
свежий, как дождь,
познали,
черная, черная ночь,
не у тебя ли?

(Как холодна
вода у речного
дна.)

Первый мой стих.
Девочка, взгляд исподлобья,
косы на плечи спадали...
Черная ночь, это все
не у тебя ли?

(Как холодна
вода у речного
дна.)

Сердце мое, что дозрело
на древе познанья,
сердце, которое змеи
кусали,
черная, черная ночь,
не у тебя ли?

(Как ты нагрета,
вода фонтана в разгаре
лета.)

Замок любви бродячей,
немощный замок, в котором
заплесневелые тени дремали,
черная, черная ночь,
не у тебя ли?

(Как ты нагрета,
вода фонтана в разгаре
лета.)

О неизбывная боль!
Только пещерный мрак
в силах тебя превозмочь.
Разве не так,
черная, черная ночь?

(Как ты нагрета,
вода фонтана в разгаре
лета.)

О сердце во мраке пещерном!
Requiem aeternam!

(16 июля 1920 года, перевод М. Самаева)

То есть ровно 95 лет назад.

Кто эта девочка с косами, со стопроцентной уверенностью сложно сказать. Разумеется, это может быть просто некий собирательный образ. И всё-таки...

"У меня есть и весьма любопытный рукописный документ, — пишет в своих воспоминаниях о брате Франсиско Гарсиа Лорка. — Это буквально первые страницы, начертанные Федерико, чуть ли не самые первые, написанные его рукой. ... На этих страницах юный Федерико вспоминает свои детские годы, дом, в котором родился, игры — всё это описано еще наивно, но поэтично".

Текст этот называется "Белокурая подружка". Вот отрывок оттуда: "Жила в селении белокурая загорелая девочка. Губы — кровь и отсвет луны, а глаза небольшие, с золотой искоркой, с прозеленью. Длинные косы до колен... красное с белым платьице... в волосах цветок, а руки загрубели от стирки на сестренок и братьев в холодных водах долины" (перевод Н. Малыхиной).

И дата — 7 апреля 1916 года.

А может быть, та девочка — Мария-Луиса Натера? С ней Лорка познакомился, когда ей было 15, а ему — 18, то есть в том же 1916-м.



Balada interior

16 de Julio de 1920
(Vega de Zujaira)

El corazón
que tenía en la escuela
donde estuvo pintada
la cartilla primera,
¿está en ti,
noche negra?

(Frío, frío,
como el agua
del río)

El primer beso
que supo a beso y fue
para mis labios niños
como la lluvia fresca,
¿está en ti,
noche negra?

(Frío, frío,
como el agua
del río)

Mi primer verso.
La niña de las trenzas
que miraba de frente,
¿está en ti,
noche negra?

(Frío, frío,
como el agua
del río.)

Pero mi corazón
roído de culebras,
el que estuvo colgado
del árbol de la ciencia,
¿está en ti,
noche negra?

(Caliente, caliente,
como el agua
de la fuente.)

Mi amor errante,
castillo sin firmeza,
de sombras enmohecidas,
¿está en ti,
noche negra?

(Caliente, caliente,
como el agua
de la fuente.)

¡Oh gran dolor!
Admites en tu cueva
nada más que la sombra.
¿Es cierto,
noche negra?

(Caliente, caliente,
como el agua
de la fuente.)

¡Oh corazón perdido!
¡Requiem aeternam!

@темы: фото, стихи, даты

---

Мельчору Фернандесу Альмагро, в Мадрид (Студенческая Резиденция)

Дорогой Мельчорито!
Я счастлив в этом уединении и вспоминаю о тебе с глубокой нежностью — никогда в ней не сомневайся.
Ты не можешь себе представить, как я обрадовался здешним местам — этой долине, трепещущей под призрачным пологом синего тумана. Здесь я ощутил ужас (честное слово — ужас) при одном только воспоминании о мерзостях, именуемых улица Ареналь.
Мое место здесь — у этих тополей, в шелесте их мелодий, у этих ручьев, в поэзии этих нескончаемых заводей. Здесь мое сердце спокойно и свободно, а страсти, терзавшие его, подобно пантерам, в подземельях городских башен, рассеялись, оставив по себе только улыбку...

(Аскероса, июль 1921, перевод Н. Малиновской)

Вот она, эта мерзостная улица Ареналь, где находились разнообразные театры:





А вот эти заводи и тополя:







Какое же может быть сравнение! Конечно, речка Кубильяс гораздо лучше противной улицы А.

@темы: фото, Мадрид, Аскероса, La Vega, письма

---

Испанский театр "Трибуэнье" вернулся с гастролей в Санкт-Петербурге, где с большим успехом показал "Кровавую свадьбу". Режиссер Ирина Куберская: "Что больше всего понравилось в России — это видеть Лорку живым и актуальным". 'Lo que más ha gustado en Rusia es ver a un Lorca vivo y actual'

Ирина Куберская — русская актриса и режиссер, с 70-х годов живет и работает в Испании. "Кровавая свадьба" — не единственный ее спектакль по Лорке. Она уже ставила "Бернарду Альбу" и собирается ставить "Поэта в Нью-Йорке".)

Большое интервью с ней (на русском.)

@темы: театр, новости

---

Какой дон Мануэль! Совсем молодой, еще явно догранадский. Никогда это фото раньше не видела.
Он тут какой-то такой... ужасно милый.))

@темы: фото, Фалья

---

Просто так, рисунков захотелось.)

Sólo el misterio
nos hace vivir.
Sólo el misterio.

Только тайна
дает нам жизнь.
Только тайна.

@темы: рисунки

---

Кубильяс, сегодня.

Вспомни мои зеркала,
где отражалось тогда
всё, что река унесла...
Не постарела вода.
Х.Р.Х.

(Отсюда, откуда же еще.)

@темы: фото, La Vega

---

Новый раскат грома. Свет гаснет, и голубоватые отсветы грозы заливают комнату.

Второй Друг. Сейчас будет ливень, но чудесный, тот же, что лил в прошлом году.
Было так сумрачно, что у меня пожелтели руки. (Старику.) Вы помните?

Старик (желчно). Я ничего не помню.

Второй Друг (Другу). А ты?

Первый Друг (серьезно). И я.

Второй Друг. Я был еще маленьким, но помню все.

Первый Друг. Видишь ли...

Второй Друг. Этот дождь мне видеть уже незачем. Дождь — это так
прекрасно. В школу он вбегал со двора и разбивался о стены на крохотных
голых женщин, которые жили в каплях. Неужели вы их не видели? Когда мне было
пять... нет, когда мне было два... нет, нет, мне был год, только год.
Чудесно, правда? Так вот тогда я поймал одну из этих капельных женщин и два
дня держал ее в аквариуме.

Первый Друг (насмешливо). И она подросла?

Второй Друг. Нет, она стала еще меньше, совсем девочкой, как и должно
быть, как всегда и бывает, и становилась все меньше и меньше, пока не стала
каплей воды. И пела она песню...

О, верните крылья,
мне пора.
Умереть,
как умерло вчера.
Умереть
задолго до утра.

Поднимусь на крыльях
по реке.
Умереть
в далеком роднике.
Умереть
от моря вдалеке.

И теперь я пою ее все время.

Старик (зло, Юноше). Он совершенно сумасшедший.

(Н. Малиновская, А. Гелескул)

@темы: пьесы

---

Так и должно, чтоб мы не искали услад
в дебрях крови, немедленно, завтра.
В небе есть берега, где хоронится жизнь,
и завтра не всем суждено повториться.
(Перевод А. Гелескула)

Porque es justo que el hombre no busque su deleite
en la selva de sangre de la mañana próxima.
El cielo tiene playas donde evitar la vida
y hay cuerpos que no deben repetirse en la aurora.

@темы: Poeta en Nueva York, стихи

---

С т а р и к. Платья рвутся, якоря ржавеют, и так без конца.

В т о р о й Д р у г. Пожалуйста, не говорите так!

С т а р и к (с воодушевлением). Рушатся дома.

П е р в ы й Д р у г (с силой, как будто защищается). Дома не рушатся.

С т а р и к (невозмутимо). Гаснут глаза, и острый серп срезает прибрежные
камыши.

В т о р о й Д р у г. Конечно! Все это случится.

С т а р и к. Нет. Все это уже случилось.

В т о р о й Д р у г. Прошлое спокойно. Как вы можете этого не знать? Только
будить его надо очень нежно. Иначе через четыре или пять лет возникает
провал, куда мы все падаем.

(Перевод Н. Малиновской)


VIEJO. Los trajes se rompen, las anclas se oxidan y vamos adelante.

AMIGO 2.° ¡Oh, por favor, no hable así!

VIEJO. (Entusiasmado.) Se hunden las casas.

AMIGO I.° (Enérgico y en actitud de defensa.) Las casas no se hunden.

VIEJO. (Impertérrito.) Se apagan los ojos y una hoz muy afilada siega los juncos de las orillas.

AMIGO 2.° (Sereno.) ¡Claro! ¡Todo eso pasa más adelante!

VIEJO. Al contrario. Eso ha pasado ya.

AMIGO 2.° Atrás se queda todo quieto. ¿Cómo es posible que no lo sepa usted? No hay más que ir despertando suavemente las cosas. En cambio, dentro de cuatro o cinco años existe un pozo en el que caeremos todos.

@темы: пьесы

---

В конце мая в "Комеди Франсез" прошла премьера "Дома Бернарды Альбы".



В репертуаре некоторых парижских театров "Бернарда Альба" была уже давно, а теперь вот идет и в самом главном.) Ну, как говорится, "Когда венчал Петрарку вечный Рим, то честь была взаимная обоим".

Поставила пьесу швейцарка Lilo Baur. Как пишут, поставила оригинально. У нее там, например, Пепе Ромеро на сцене появляется. Правда, насколько можно понять из рецензии, появляется он в виде краткого сна. С одной стороны, почему бы и нет — во сне-то. Но, с другой стороны, это как-то нарушает главный принцип пьесы, в которой, как известно, нет ни единого мужчины. На сцене всё время действия — одни женщины. Мужчины исключительно вне пространства сцены, то есть вне дома Альбы: женщины в доме говорят о них, слышат из окна их песни, под окно ночью Пепе приходит к Ангустиас — открыто, к Аделе — тайком, но об этом только рассказывается. Ну, режиссер вот посчитала, что любовь Пепе и Аделы нужно продемонстрировать, хотя бы в качестве сна...

Декорации мне понравились; не уверена, понравился ли бы сам спектакль. Я всё-таки предпочитаю унылый буквализм в передаче замысла автора.) А уж этого автора — в особенности.))

(Информация отсюда и отсюда)


UPD Внезапно спохватившись: почему Пепе — Ромеро-то? Когда он вовсе и Романо. У нас его так и перевели — Римлянин. Pepe el Romano, конечно.
Это в голове намертво сидит вторая фамилия доньи Висенты. Вот отсюда и.
Не буду убирать. Пусть остается как образчик постыдного ляпа.

@темы: театр, новости

---

5 июня 1898

Недавно наткнулась на фото, которое само по себе-то очень известное, и я его тут уже постила и про него писала: в школе Фуэнте-Вакероса, среди учеников дона Антонио Родригеса, друга семьи и своего будущего учителя. Но в таком большом размере у меня этого не было. Обычно на этом снимке просто видно, что сидит в центре, самый маленький, в большой белой шляпе. А вот в таком размере можно разглядеть, какой испуганный.)) Глаза такие тревожные, и губы скобочкой. А потому что конечно. Потому что так много всех! И зачем мама отошла? И для чего нужно тут сидеть? Всё ужасно непонятно.



Не помню точную дату, но тут, наверное, годика два ему. То есть 1900-й примерно.

¡Qué sería la vida sin rosas! — "Чем была бы эта жизнь без роз!" — написал Л. в одном из ранних стихотворений. ¡Qué sería la vida sin Federico! — переделал кто-то в испанском интернете.

Лучше себе этого и не представлять.)

@темы: фото, даты

---

Презентация новой книги благополучно состоялась.)

На первом плане — автор, Рафаэль Инглада; с книгой в руках, насколько я поняла, депутат по имени Хосе Торренте; ну и Ян Гибсон. Отлично выглядит сеньор Гибсон.)

А среди зрителей... Или как их назвать? Участников? Нет, знаю! Среди поселян и поселянок! В общем, среди них, в правом углу, с бородкой — это ведь, если я не ошибаюсь, Хосе Мануэль Перес. С чьего блога начинается каждое моё утро: не выложил ли новое фото.)

(Отсюда.)

@темы: книги, Фуэнте-Вакерос, новости

---

*спохватившись посреди ночи* Однако вот уже настал последний день мая! А я этой весной ни разу не писала про Хуана Рамиреса. Это же непорядок. Нужно срочно чего-нибудь написать. И соловьи за окном как бы тоже настаивают.

Хотя, может быть, лучше ничего не писать, лучше просто картинку.

Хуан Рамирес де Лукас, рисунок Грегорио Прието.

Точнее сказать, на основе рисунка Грегорио Прието.

Собственно рисунок.

Мне нравятся оба варианта.)